Выбрать главу

Бриану не суждено было, однако, остаться у власти до конца войны. Он «пал» все на том же вопросе взаимоотношения гражданских и военных властей. В марте 1917 года военный министр его кабинета, генерал Лиоте, на секретном заседании палаты отказался ответить на некоторые вопросы депутатов, довольно прозрачно намекнув, что военная тайна будет соблюдена лучше, если в нее не посвящать несколько сот человек. Заявление генерала, его резкий тон крайне оскорбили палату. Уход Лиоте повлек за собой отставку всего правительства.

VI

Для Бриана наступили годы тяжелого бездействия. Он стал чем-то вроде гражданского Жоффра, — роль отдаленного подготовителя победы не так уж благодарна. Клемансо с 1918 года находился на вершине славы, — при нем Бриан больше ни на что рассчитывать не мог. Перед началом мирных переговоров многие газеты довольно настойчиво намекали, что не мешало бы включить в число французских представителей на Конференции мира такого тонкого дипломата как Бриан. Клемансо не хотел об этом и слышать. Вокруг Бриана образовался холодок: тогда тоже говорили, что он кончен. Будущее в самом деле представлялось мрачным: все предполагали, что с уходом Пуанкаре Клемансо станет президентом республики.

В Париже в 1920 году ходил забавный рассказ, будто Клемансо незадолго до выборов сказал с насмешкой одному из депутатов: «Пожалуйста, передайте Бриану, что теперь он может семь лет бегать по тротуару перед Елисейским дворцом, — я его к власти не призову». Бриан будто бы любезно ответил: «Передайте, пожалуйста, Клемансо, что я очень благодарю за предупреждение и постараюсь не пропустить его в Елисейский дворец».

Оба они были величайшими знатоками дела президентских выборов. Клемансо в течение нескольких десятилетий «делал» президентов республики, как граф Уорвик «делал королей». Но свое первое поражение он понес именно в борьбе с Брианом в 1913 году: Клемансо отстаивал кандидатуру Памса, а Бриан проводил Пуанкаре. Тогда велась упорная закулисная борьба. Теперь «отец Победы» ровно ничего не предпринимал, видимо, уверенный в том, что никто не осмелится выставить против него свою кандидатуру. Так, собственно, думал и весь мир. Один Бриан не считал положение безнадежным и упорно работал в кулуарах. У него были связи во всех партиях. Даже социалисты начинали слагать гнев на милость: с их точки зрения, Бриан был плох, но Клемансо был еще хуже. После долгих сомнений и уговоров Поль Дешанель согласился попытать счастья в Версале. Консерваторы заколебались — как голосовать против Дешанеля? Социалисты пришли в восторг — лишь бы провалить Клемансо. В чисто спортивном отношении кампания Бриана представляла собой верх совершенства, — о ее подробностях говорить было бы долго. Результат всем памятен: Клемансо рассвирепел, снял свою кандидатуру и уехал охотиться да тигров в Индию.

В январе 1921 года Бриану было поручено составить кабинет. К «конченому человеку» в небывалом количестве устремились кандидаты в министры. Такого наплыва кандидатов не знал ни один премьер. «Сколько их было, я не скажу: все равно мне не поверят», — рассказывает Барту: приемная Бриана по давке напоминала Сен-Лазарский вокзал.

С той поры Бриан побывал у власти очень много раз. Его деятельность после войны в большей или меньшей мере связана с идеей примирения народов. Бриан очень долго проповедовал гражданскую войну, был главой правительства в пору невиданного в истории верденского кровопролития, — он имеет достаточно оснований служить делу внутреннего и международного мира.

Верит ли он, со своим огромным опытом, в Лигу Наций, в живучесть духа Локарно, в значение договора Келлога? Думаю, что верит, — но все же не совсем так, как, например, лорд Роберт Сесиль. Нет идеологической формулы» к которой Бриан не делал бы десяти практических поправок. Только поправки эти он часто держат про себя, — что же сразу всем делиться с публикой? Больше всего он верит, должно быть, в действие времени. Бриан и к примирению народов идет довольно постепенно: всего за три года до Локарно он с трибуны парламента грозил «взять Германию за шиворот».