Не пришлось быть в наваринском деле капудан-паше — турецкими силами командовал там Тахир-паша, а египетскими — адмирал Мухарем-бей, но рассказывали ему капитаны, как дым превратил день в ночь, а красное пламя пылающих кораблей — ночь в день.
Бледнели звёзды на наваринском небе, и таяли от нестерпимого жара, словно выброшенные на горячий песок, медузы.
Знал он, что русские моряки задали тон в этом сражении, и сердце старого адмирала распирала ненависть к русским такая же лютая, как зимний ветер норд-ост, дующий из заснеженных донских степей. И мечтал адмирал бросить парусную армаду на Севастополь, чтобы самому насладиться зрелищем пылающих кораблей, чтобы самому увидеть, как гигантские языки пламени станут слизывать звёзды над русским городом… Но после наваринского побоища не было у капудан-паши такой армады.
Впервые за все времена флот Блистательной Порты, веками считавшийся одним из сильнейших в мире, и по числу кораблей и по числу пушек уступал русскому Черноморскому флоту. Помнил старый адмирал ещё те времена, когда всё Чёрное море было внутренним турецким морем. Как всё изменилось!
Не спал ночами капудан-паша, ворочался с боку на бок, прислушиваясь, как шумят под окнами кипарисы. Привычно перелаивались собаки, стаи которых по ночам наводняли кривые и узкие улицы Константинополя и Галаты.
Заливистый лай собак мешал заснуть. Капудан-паша хлопал в ладоши, и заспанный мавр приносил ему раскуренный кальян. Старик брал в руки гибкий мундштук и надолго задумывался. Он вспоминал своего сына, капитана корвета «Нассабих Сабах», молодого бесстрашного моряка, погибшего в Наварине. Этот корвет, взятый русскими в качестве приза, маячил, блистая свежей окраской, на виду турецких берегов в составе эскадры Гейдена.
Как быстро русские стали моряками! Когда в 1770 году эскадра адмирала Спиридова впервые вошла в воды Средиземного моря, на берегах Босфора эта весть вызвала только саркастические улыбки. Думали: русские… какие же они моряки?! Посмеивались над тем, что средиземноморскую экспедицию возглавил бывший гвардейский офицер граф Алексей Орлов. Турецкий флот, более многочисленный, базировался близ острова Хиос. Дожидался. Наконец русская эскадра вошла в Хиосский пролив. На палубе флагманского корабля русских «Евстафий» играла музыка. Несмотря на огненный шквал, «Евстафий» вплотную подошёл к кораблю капудан-паши «Реал-Мустафа», и, сцепившись бортами, русские бросились на абордаж. Искры горящей мачты, упавшей поперёк «Евстафия», попали в крюйт-камеру[1], и оба корабля взлетели на воздух. Потеряв капудан-пашу, турецкие капитаны отвели свои корабли в Чесменскую гавань. А ночью отряд кораблей под командованием бригадира Грейга атаковал запертый в Чесме турецкий флот и сжёг его с помощью брандеров… [2]
Сын чесменского бригадира вице-адмирал Грейг возглавлял теперь Черноморский флот. Это был решительный адмирал. С первых дней войны он лично принимал участие во всех крупных операциях русского флота. Сначала он поставил свои корабли на Анапском рейде и, высадив десант, осадил обнесённую неприступной гранитной стеной крепость. Ежедневно бомбардируя крепость и посылая солдат на штурм, Грейг вынудил двухбунчужного пашу Шатавер-Осман-оглы, коменданта крепости, сдать Анапу.
В конце прошлого лета та же картина повторилась под Варной. Опять крепость бомбардировали застывшие на рейде корабли, и доставленные морем русские солдаты и артиллеристы, окружив крепостную стену земляными укреплениями, повели осаду с таким упорством и знанием дела, что капудан-паша вынужден был начать переговоры с Грейгом о сдаче крепости.
Свидание состоялось на борту русского корабля. На протяжении всех переговоров лицо шотландца оставалось беспристрастным. Капудан-паше запомнились впалые, тщательно выбритые щёки, тонкие губы и холодный взгляд светлых глаз. Грейг потребовал немедленной капитуляции. Своё согласие капудан-паша мог дать только после военного совета в крепости. На военном совете было решено, что время сдачи Варны ещё не пришло. И всё-таки 29 сентября крепость пришлось сдать.
2
Брандер — судно, трюмы которого начинены порохом и смолой, громадная плавающая мина. Подожжённый брандер направлялся в гущу вражеских судов.