Марсовый матрос Филипп Васильев отделался на первый раз легко — всего пятнадцатью линьками. Пожаловался бедняга адмиралу на своего командира.
Больше всего досталось Афанасию Гусеву, который был пойман после третьей попытки убежать с корабля. После первой попытки получил он полагающиеся по такому случаю сто линьков, после третьей — пятьсот! Это был невзрачный матросик с запавшими глазами. Морщась от боли, он по приказу фельдшера Прокофьева, однофамильца штурмана, снял голландку, и Федя чуть не вскрикнул, когда увидел нечто багрово-красное, вспухшее, гноящееся, что должно было быть человеческой спиной.
— Как же можно принимать такого матроса на службу, Дмитрий Петрович? — обращаясь к вахтенному начальнику мичману Притупову, недоуменно проговорил фельдшер. — В лазарете Гусеву место.
— Ну вот ещё, станем теперь опекать арестанта, — мичман брезгливо поморщился. — Бросьте, фельдшер, зарастёт на нём шкура ако на собаке, смажьте карболкой — и всё.
С безразличным видом Гусев поплёлся за фельдшером, а Федя, свесившись за борт, стал пристально смотреть на воду. Нежные краски заката тихо плыли по гавани, всплёскивая то синей, то жёлтой волной. И слава богу, что никто в ту минуту Федю не окликнул.
На сизопольском рейде
Солнце вставало с левого борта, оранжево-красное, в утренней пепельной дымке. Шли под лиселями, скользили по молочной зеркальной воде навстречу берегу, переплетённому тугими синими жилами Балканских гор. Где-то там, в поднебесье, сражались друг с другом две армии, и не было пока перевеса ни у той, ни у другой стороны, а вдоль побережья, лишённого поддержки с моря, проходил другой фронт, и в постоянном страхе, в ожидании нападения пребывали усиленные сераскером Румели турецкие гарнизоны в крошечных приморских крепостях Мидии, Инаде, Агафополе, Василико, Ахиоло и Месемврии. Дробя и рассекая прозрачную как хрусталь воду Фаросского залива, «Меркурий» плыл мимо городов, которые были городами ещё задолго до походов Александра Македонского, мимо родины Спартака — Фракии, мимо тех самых берегов, откуда некогда начинались земли славянской страны Болгарии. Чайки, гордые птицы, не ведающие, что такое неволя, парили рядом с белыми парусами или взмывали над мачтами, распластав выгнутые как серп крылья.
Ещё не пришёл час утренней побудки, и в низких кубриках на подвесных койках спали свободные от вахты матросы, а капитан брига уже поднялся на палубу. Он стоял на носу, по привычке скрестив на груди руки, и взгляд его был обращён к югу. По ту сторону Фаросского залива лежал Сизополь.
Напряжённо прислушиваясь, Казарский ждал — не нарушат ли тишины глухие, как раскаты далёкого грома, звуки канонады…
В этом городе на скалах, в двухэтажных домах под черепичными крышами, жили потомки тех милетских греков, которые в седьмом веке до нашей эры основали здесь Аполлонию — богатый морской порт. Не очень обширную, но тихую и удобную гавань, со стороны моря защищённую двумя островами, хорошо знали все моряки, плавающие по Средиземному, Эгейскому, Чёрному и Азовскому морям. Возвращаясь домой, они рассказывали о тридцатиметровой статуе Аполлона, установленной на вершине скалистого острова.
Овладев Фракией, римляне вместе с рабами, среди которых был Спартак, увезли с собой и эту статую. В Риме они установили статую на Капитолийском холме, и в течение ещё трёх веков она украшала вечный город. Но с приходом христианства все храмы и статуи олимпийских богов были разрушены, а города переименованы. В те годы Аполлонию назвали Сизополисом, что в переводе означает — город спасения.
Островам, под защитой которых моряки искали спасения от шквалов и штормов, дали имена святых Кирилла и Иоанна. Теперь на одном из островов находился маяк, на другом батарея, охраняющая вход в гавань.
16 февраля 1829 года восемь русских судов неожиданно для турецкого гарнизона на рассвете вошли в гавань и без промедления высадили на шлюпках десант. Внезапность, чёткость манёвра и быстрота, с какой егеря и гренадеры оказались на берегу, сделали своё дело — турки бежали, сдав крепость и город без единого выстрела.
Жители Сизополя, просоленные рыбаки и капитаны, встречая русских моряков, не стеснялись слёз. По крутым улицам и каменным лестницам они сбегали на набережную, отвязывали свои белые лодки-гемии и плыли к кораблям.
— Кала-мера! — приветствовали они русских моряков, которые толпились у борта.
В тот же день делегация сизопольских стариков посетила командира отряда контр-адмирала Кумани. Переводчик не потребовался — адмирал был греком. Ещё мальчиком он застрелил из пистолета спящего янычара. Отец, спасая сына от расправы, тайно переправил его в Англию. Из Британии юный патриот перебрался в Россию, чтобы вместе с русскими моряками сражаться против общего врага. Турки вернутся, — сказали старики адмиралу. — И отравят колодцы. И спалят дома наши в отмщение за нашу радость. Их нельзя впускать в город.