И в тот самый момент своёй нехитрой десятилетней жизни Александр вдруг понял: чтобы быть по-настоящему счастливым, надо знать или хотя бы верить в то, что счастья этого никто никогда не отнимет, что оно даровано навечно, навсегда, что оно не предаст и будет с тобой до конца дней твоих - или, по крайней мере, до тех пор, пока ты сам готов и хочешь с ним жить.
С тех пор Казарский стал счастливым. Он просыпался каждый день и чувствовал, что все то прекрасное, что было ему дано, останется с ним до тех пор, пока готов он защищать его своёю жизнью.
- Господин капитан, вы ранены? - с тревогой повторил лейтенант Новосильцев, поддерживая своёго командира.
Казарский очнулся и провел рукой по лицу. Ладонь стала красной и липкой.
- Ерунда, Федор, царапина.
Лейтенант кивнул лекарю, стоящему наготове.
Тут же, на шканцах, Казарский был перевязан льняною холстиною. И продолжил бой…
Макс, согнутый пополам мощным ударом в живот, вдруг повернул голову и посмотрел на неё. И огромная капля, похожая на ту, что несколько минут назад висела на конце шприца, беззвучно скатилась у него по щеке и так же беззвучно оторвалась и упала на пол, смешавшись с бесцветной лужицей на паркете.
И столько было в его взгляде ненависти, что Александра вдруг очнулась.
- Бляди! - мерзко выл Макс почему-то высоким фальцетом. - Суки, ненави…
Но тут ещё один удар оборвал его тираду. Как по мановению руки маэстро, Макс был подхвачен темными фигурами и унесен словно бы в преисподнюю.
А перед Александрой возникло море света, переливающееся тихим эхом, что-то пытающееся ей рассказать. Но слушать она не могла - перед ней возникла невозможно высокая фигура Владимира.
«Неужели он решил расправиться со мной лично?» - спросила она себя, но ответить на этот вопрос у неё не осталось сил.
Ей стало неинтересно играть дальше в эту игру…
…Капитан Казарский протянул ей руку, она встала, чтобы пойти к нему, но тут её сильно качнуло, и она даже не успела сообразить…
…Еще не открывая глаз, сквозь сомкнутые веки она чувствовала, что комнату заливает солнечный свет. У неё возникло странное ощущение, что она проснулась в другом мире, светлом и осмысленном. Словно и не существовало в нем ни мелочно-злобных обид, ни бесконечных дрязг и пересудов. Спокойствие наполняло все её существо. «Может быть, я всё-таки умерла», - подумала она и открыла глаза.
- Вечная самодеятельность. - Склонившись, Владимир поправил на ней шелковое покрывало, натянув его ей до подбородка.
- Мне не холодно, - пробормотала Александра и попыталась приподняться, но её снова качнуло, и она опять откинулась на подушку.
Но тут же снова приподнялась на локте - и посмотрела ему в лицо.
«Странно, лицо как лицо», - подумалось вдруг ей. Круглый, чуть оплывший овал, широкие скулы. Скорее холеный, чем симпатичный. Глаза вот только больно умные…
Мозги её были полностью заблокированы, не иначе, ибо показалось ей вдруг, что в глазах его была нежность.
- Рассказывай, - тихо попросила она.
Он нервно провел рукой по волосам. И опять ей вдруг показалось странным, что впервые за все дни их знакомства он нервничал…
- Рассказывай, - повторила она чуть громче и показала рукой на край дивана.
Он послушно присел рядом.
- Это было давно, в конце восьмидесятых… - начал он каким-то не своим, глухим голосом. - Я был тогда лихим бизнесменом и страстным начинающим коллекционером. Денег было не счесть… и я думал, что могу все.
Его лицо выглядело больным от напряжения. Александра отвернулась и стала смотреть на сверкающий бриг в горящей на южном солнце широченной золотой раме. «Раму поменяли, сволочи», - отстраненно подумала она.
- У меня быстро собралась великолепная коллекция, - продолжал Владимир, - так как мне помогали лучшие эксперты. Они-то и вбили мне в голову… нет, я не хочу, конечно, на кого-то переводить стрелки. Короче, в нужный момент мне сказали, что коллекция моя, конечно, хороша, но ей не хватает жемчужины - такой, что и в музее нет.
- «Брига «Меркурий»? - почти беззвучно произнесла она.
Он кивнул.
- Значит, это ты…
- Да, то есть нет. Я просто поручил, чтобы мне её купили. - Он начал сердиться.
Александра, не отрываясь, смотрела на сияющие лунные лучи, прорывающиеся сквозь паруса несчастного брига.
- Я заказал, мне принесли. Я заплатил баснословные по тем временам деньги, хотя даже мне цена показалась несуразной. Но дело было сделано… - Владимир помолчал. - Я, разумеется, не знал, из какой коллекции эта картина и каким путем товарищам из Комитета удалось её достать. - Он отвернулся к окну. - Но странное дело, меня это полотно никогда не радовало, словно я чувствовал что-то… Короче говоря, когда грянул кризис и с банком начались проблемы, я, не задумываясь, её продал, хотя и с большими убытками. И никогда не сожалел, забыв о ней уже в момент продажи. И не вспомнил бы, но тут картину выставили на аукцион.