- Так чей же это дом? - сменила она тему.
- Мой, - как-то неохотно пояснил он. - Я отдал Максу ключи и сказал, что уезжаю на острова. Макс занимался изданием альбома моёй коллекции, так что я довольно часто доверял ему ключи.
Взгляд Александры против воли заскользил по стене.
Владимир поспешно добавил:
- Здесь висела совсем другая картина. Макс её просто снял для спектакля с тобой, а взамен повесил «Меркурий». - Он снова замолчал. - Ты ведь мне веришь? - наконец спросил он тяжелым голосом.
Александра молча кивнула. Она знала, что он говорил правду. Но легче от этого почему-то не становилось.
Она отвернулась и стала смотреть на ту самую картину, которая преследовала её столько лет. Смотрела на неё и не верила, что такое действительно возможно, что это и есть тот самый подлинник.
Странно, смотреть на неё сейчас совсем не хотелось.
Она откинула шелковое покрывало, встала и подошла к окну. Впереди было море. Свет. Жизнь. Впереди была свобода. От самой себя, как она с большим опозданием наконец-то поняла.
Но лучше поздно, чем никогда. А значит, теперь будет что-то другое. Все будет по-другому.
Владимир стоял совсем близко у неё за спиной, и Александре вдруг показалось, что она касается головой его подбородка.
«Может быть, это правда, - неожиданно подумала она. - Бог дает нам ровно столько испытаний, сколько мы можем вынести. Не больше, но и не меньше». И улыбнулась этой своёй мысли. В Бога она не верила, зато верила в испытания.
Эпилог
Старый принтер прилежно поскрипывал, медленно выдавая листок за листком размытые цветные изображения. На каждой странице умещалось ровно четыре фотографии; всего страниц было пятьдесят. В новой коллекции графики, которую Александра собрала в отдельном аукционе, было ровно двести лотов, которые сейчас и распечатывал её видавший виды принтер, кряхтя и отплевываясь. Под эти умиротворяющие звуки она благополучно раскладывала на столе макет будущего каталога, предварительно разрезав каждый лист на четыре части.
Джонатан после очередной её с ним беседы делал вид, что наводит порядок в офисе, нарочито старательно нанизывая бухгалтерскую отчетность на железные скобы толстенной папки. При этом он регулярно, почти как принтер, испускал красноречивые мученические вздохи, надеясь вызвать в ней сострадание к своёй ужасной судьбе.
Сострадания, надо сказать, никакого она к нему не испытывала, втайне радуясь, что наконец с документами можно будет работать по-человечески. Хотя и больших иллюзий на этот счёт не питала: чтобы в её маленьком царстве действительно наступил настоящий порядок, требовалось принять на работу как минимум парочку новых сотрудников, так как времени и сил на все катастрофически не хватало.
Вот и офис уже стал мал - а на следующей неделе должна прийти крупная коллекция из Штатов, и куда её девать, абсолютно непонятно.
Вспомнив про американскую коллекцию, Александра не удержалась и достала из ящика письменного стола небольшую ярко-желтую папку. История с этим собранием была поистине фантастическая… Она вытащила первую попавшуюся фотографию - оказалось, «Даму с гитарой» Константина Коровина. Страшно было подумать, что до недавнего времени этот шедевр висел в шиномонтажной мастерской затерянного в Техасе маленького городка. Александра восстановила в памяти картину до мельчайших подробностей: домотканый, не фабричный, типичный коровинский холст русского периода; родная узкая рама со скромной позолотой. И женщина на портрете - тоже типичная, некрасивая, не очень молодая, со счастливой улыбкой влюбленности на раскрасневшемся от вина и внимания лице. Охристые полы подмосковной дачи. Бронзовый подсвечник на подоконнике, глубокая темно-синяя ночь в окне. Она не сомневалась, что эта картина, ещё недавно радовавшая глаз чумазых американских юнцов, побьет на аукционе ценовые рекорды.
Александра взглянула в окно на сквер, залитый апрельским солнцем. Захотелось убежать туда, лечь на теплую изумрудную траву, раскинуть руки и закрыть глаза…
Звонок телефона резко нарушил благодушное пыхтение их маленького офиса.
- Сегодня вечером прилетаю в Лондон, часиков в одиннадцать буду у тебя, - протрубил знакомый властный голос. - Дождешься?
- Дождусь, - стараясь казаться равнодушной, отозвалась она.
Фотография из её рук беззвучно спланировала на пол. Джонатан шумно вздохнул.
В трубке уже некоторое время тревожно и нежно бились гудки. Через незанавешенное окно Александра продолжала прилежно разглядывать праздничную новенькую листву на старых мощных каштанах.