С палубы отозвались, не так громко:
- Эгей!
Вдруг с левого борта на лодку обрушилась волна, огромная, как дом. Фонарь погас.
Плотник закричал во мраке:
- Черпай, Миккель! Черпалка под задней банкой! Черпай, не то на дне будем! Ну как весло сломается?!
Мокрый, дрожащий от холода Миккель отыскал на ощупь черпак. Он стоял на коленях, на ребристой решетке, в ледяной воде. Первый черпак он выплеснул против ветра, и вся вода попала ему в лицо.
- Прямо на шхуну идем! - услышал он голос плотника. Господи, пронеси!.. Черпай, парень, беда!
Миккель черпал. Вот она, мель, и на мели корабль - могучий, высокий. Ух, как его бросает!
Порывистый ветер кренил судно, совсем рядом с черными тучами качались снасти, голые, как зимний дуб. Лодку несло на корабль. Теперь держись!
Миккель черпал и твердил про себя: "Господи, пронеси, господи..." Плотник греб как одержимый. Ему удалось развернуть лодку против ветра, и они прошли мимо корабля - так близко, что можно было веслом достать.
В тот же миг наверху, у поручней на корме, показался человек.
- Двадцать долларов - только свезите на берег! - крикнул он. - Ближе подходите, ближе, я прыгну! Живее, я спешу!
Лодку плотника и Миккеля несло к носу, но встречная волна отбросила их к корме.
И опять сверху донесся крик:
- Тридцать долларов! Пятьдесят! Скорее подходите, прыгаю!
- Да ты рехнулся, никак! - завопил плотник, еле живой от усталости. - Стой где стоишь, не то... Он и в самом деле прыгать хочет, шальная голова!
Северный ветер напирал все сильнее, корабль заскрипел и медленно развернулся. Новый шквал...
- Сто долларов! - заорал человек на корме.
Он держал под мышкой что-то черное, вроде чемоданчика, на поручни повесил штормовой фонарь.
- К левому борту, крабы сухопутные! - скомандовал он и полез через поручни, не выпуская чемоданчика. - Двести долларов, если свезете на берег, не замочив штанов!
В этот миг ветер ударил в борт сильнее прежнего, и корабль со скрежетом снялся с мели. Человек наверху качнулся назад и сел на палубу, а чемоданчик полетел прямо в лодку, ударился о скамейку и упал под ноги Миккелю, где плескалась вода. Корпус корабля, мачты, фонарь - все исчезло во мраке.
- Он... он обронил что-то!.. - крикнул Миккель.
- Черпай! - ответил плотник и развернул лодку против волны. - Дай бог до берега добраться! А тут еще полная лодка воды. Черпай, говорю!..
Миккель лег животом на скамейку и стал лихорадочно вычерпывать воду по ветру. Все остальное было забыто: дело шло о жизни и смерти. Медленно-медленно приближался берег и свет в окне постоялого двора. Казалось, прошло много часов, как они отчалили от пристани. Миккель черпал, плотник греб, весла скрипели.
Еще немного... еще - и они ушли от ветра за мыс. Опасность осталась позади.
Волны несли лодку к берегу на своих гребнях. Вот и сгорбленная фигурка бабушки Тювесон на пристани. В руке у бабушки качался фонарь.
А Миккель все черпал. Чуть живой от холода и усталости, он черпал и черпал, словно заведенный, никак не мог остановиться, хотя опасность миновала. Ладонь горела от черпака.
Что-то жесткое попалось ему в руки. Он даже не сообразил, что именно: пробковый поплавок, чемоданчик, или всего-навсего фонарь? Черный предмет полетел за борт вместе с водой...
- Да он с ума сошел, этот сорванец! - бушевала бабушка на пристани. - Сказано было остаться, так нет - полез в лодку! Ну, ничего, уж я завтра не поленюсь, схожу в лес за розгой!..
- Парень молодцом!.. Не кричи, лучше держи конец! прорычал плотник и бросил ей чалку.
У Миккеля все плыло перед глазами, ноги подкашивались. Плотник Грилле подхватил его и вынес на берег. Миккель ощутил прикосновение бабушкиной руки, увидел ее морщинистое лицо, освещенное фонарем. Они шли рядом к постоялому двору. Бабушка бранилась, но голос ее доносился будто издалека.
- Вот и полагайся после этого на мальчишек! Предупреждала я тебя или нет?.. Велела на берегу остаться?.. Шевели ногами, так никогда до дому не дойдем! Мокрый, как пес!..
Боббе встретил их в дверях радостным лаем. Бабушка начала раздевать Миккеля еще в прихожей. И причитала:
- Белый что мертвец, зубы дробь выбивают... Эх, парень, парень! Ничего, мы тебе молока согреем... Прочь, Боббе, не мешай... Садись вот тут, Миккель, я укутаю тебе ноги одеялом.
Миккель сел возле плиты. Бабушка дала ему горячего молока с медом. Он выпил и стал оживать.
- Ну, рассказывай же! И на кого ты только похож!.. вздыхала бабушка.
Миккель рассказал немного, потом передохнул, потом вспомнил человека, который просил свезти его на берег за сто долларов.
- Сто долларов, господи! - удивилась бабушка. - Это же громадные деньги. Ты точно слышал - он "доллары" сказал?
- Не сойти мне с места, - заверил Миккель. - Сначала сказал "тридцать", но нас отнесло, тогда он стал прибавлять помалу. "Двести, - говорит, - если свезете, не замочив штанов". Но тут как налетит ветер...
- Неужто сняло корабль с мели?.. - прошептала бабушка.
Миккель кивнул и... поспешно отвернулся, пряча глаза: он припомнил черный предмет, который выронил человек на корабле и который упал прямо в лодку.
Кажется, некий Миккель Миккельсон выбросил чемоданчик в море, когда черпал как одержимый.
Он попытался встать, но широкая бабушкина ладонь посадила его обратно:
- Сиди, сиди! Вот и плотник вернулся.
В кухню ворвался холодный воздух: плотник Грилле распахнул ногой дверь и появился на пороге - промокший до костей, с сосульками в бороде. Он сбросил сапоги и попросил пить. Да погорячее! Потому - промерз, как собака!
Сколько он ни плевался и ни говорил, что это кошачье питье, пришлось плотнику, как и Миккелю, довольствоваться горячим молоком. Он выпил молоко большими глотками, выжал мокрую бороду и сказал:
- Коли пробоин нет, обойдется. Счастливого им плавания!
- Уж не бриг ли то был? - спросила бабушка.
- Шхуна, - ответил плотник. - Корпус длинный, крепкий. И надо ведь: нашелся сумасшедший, хотел с палубы вниз прыгать! Десять метров! В шторм!
Миккель вертелся на стуле, как на сковородке.
- А в лодке ничего не осталось? - выпалил он наконец.
- Как же - вода, - ответил плотник. - Я вылил. Да еще фонарь разбитый.
- Больше ничего? - настаивал Миккель.
- Ни крошки, - сказал плотник Грилле.
Согревшись, он пошел наверх, к себе. Миккель слышал, как плотник говорит с черепахой, сбрасывая мокрую одежду. Потом стало тихо.
Бабушка вышла за дровами. Боббе лежал в своем углу и щелкал блох во сне. Миккель сбросил с ног одеяло и прокрался к окошку. Черно. Даже яблонь не видно, а ведь они у самого окна стоят. Ни корабля, ничего...
Хотя нет... В сарайчике Симона Тукинга светился огонек. Что было дальше, Миккель, хоть убей, не помнит.
Глава девятая
КОРАБЕЛЬНЫЙ ЖУРНАЛ
Накануне сочельника Симон Тукинг запер свой сарай и пошел через залив на острова. Он нес на спине мешок с корабликами, а в руке держал острую палку, чтобы проверять лед: хоть и крепкий, да кто его знает.
Миккель и Туа-Туа стояли возле тура на Бранте Клеве и смотрели, как Симон становится все меньше и меньше.
Туа-Туа была одна дома, когда Миккель подошел к калитке и посвистел. Учитель Эсберг разучивал псалмы на органе, сказал, что вернется поздно; до церкви было десять километров шутка ли, да еще тащить под мышкой шесть толстых книг.
Туа-Туа взяла из дому хлеба с салом; два ломтя припасла для Миккеля. Но в мороз на воле плохо есть, обветрить губы можно, - так Симон Тукинг говорил. Лучше потерпеть... Миккель бросил на могилу викинга камень и снова стал глядеть на лед.
Три недели прошло, как ветер снял корабль с мели, а о шхуне и о человеке с американскими долларами ни слуху, ни духу. Может, шхуна была заколдованная? У Миккеля пробежали мурашки по спине. Он глянул на Туа-Туа.