На кухне было темно и холодно. Миккель нащепал лучины и растопил. Стало светлее, и керосин дорогой жечь не надо... Он молча разделся и забрался на кровать.
Бабушка пододвинула свою скамеечку к плите, чтобы почитать евангелие. Она была совсем седая, скрюченная, как можжевеловый куст на ветру. А какие худые пальцы!
Но голос звучал ласково. Отсвет пламени играл на морщивистых щеках: бабушка улыбалась.
Миккель лежал и слушал, прищурив глаза. Свет от плиты падал на противоположную стену. Там, в рамке под стеклом, сидел Петрус Юханнес Миккельсон. Он глядел на Миккеля. И получалось, что они вроде как вместе, все трое.
В ту ночь Миккелю снился бриг "Три лилии" и шторм возле маяка Дарнерарт. Плут Петрус Юханнес Миккельсон сидел на поручнях левого борта; волны захлестывали его ноги. Он был бритый, как на фотографии, и зеленый луч маяка освещал бородавку на левой щеке.
Глава одиннадцатая
КУДА ДЕЛСЯ КАПИТАН МИККЕЛЬСОН?
Всю ночь и весь следующий день шел снег. Потом прояснилось, и ударил мороз. Колодец на откосе, выше постоялого двора, замерз. Бабушка заткнула щели в окнах овечьей шерстью, но все равно дуло. Ульрика- Прекрасношерстая ночевала на кухне. Бабушка ходила дома в сапогах, набитых тряпками. Все зябли.
Миккель уже который раз ощущал странную тревогу.
Он думал о словах плотника. Что такое плут, если разобраться? Весельчак, лоботряс или просто пустая голова?
Кстати, что говорил в тот раз на лугу богатей Синтор?.. Надо же, мороз какой!..
Ночью ему опять приснилось, что Петрус Миккельсон подходит к его постели. На этот раз у отца на груди висел плакат с надписью: КОМУ НУЖЕН УПЛЫВШИЙ ПЛУТ?
Миккель задрожал от волнения.
"Когда ты вернешься?.. Когда, отец?" - прошептал он.
"Когда Бранте Клев надвое расколется, - мигнул ему отец. - Я ведь говорил! Или ты передумал? Не хочешь, чтобы я возвращался?"
"Хочу!" - закричал Миккель и проснулся.
В комнате было холодно, как в погребе. Во сне он сбросил одеяло; ноги даже посинели от стужи.
И поговорить не с кем.
На чердаке постоялого двора валялось всевозможное старье.
Рано утром Миккель прокрался туда, чтобы посидеть, поразмыслить наедине, и нашел в углу кипу бумаги. Она была желтая, с пятнами, но вполне пригодная. Миккель проколол в кипе дырки и продернул веревку. Получилась книга. Если не с кем говорить, то и книга сойдет. На первой странице он написал наискось:
Миккель Миккельсон. Происшествия
На следующий день умерла Плотникова черепаха. Этому событию Миккель посвятил первую запись. Никто не знал, как она спустилась по лестнице и выбралась на волю.
Следы вели на гору, а мороз стоял двадцать градусов.
- Мир ее памяти, - сказал плотник. - Семьсот лет прожила, не так уж мало.
Учитель Эсберг в тот день пошел в церковь разучивать новогодние песнопения, и Туа-Туа была одна дома, когда пришел Миккель и швырнул снежок в окно.
- Открой, Туа-Туа, поговорить надо!
Туа-Туа спустилась в одних чулках и приоткрыла дверь:
- Папы дома нет, Миккель. Ой, как дует! Тебе чего?
- Выходи, узнаешь, - сказал Миккель.
Воздух загустел морозной мглой, в домах среди бела дня зажгли свечи. Туа-Туа натянула башмаки, надела пальтишко и вышла. Миккель рассказал, что произошло в сочельник.
- Вдруг это был кто-нибудь с заколдованного корабля, прошептала Туа-Туа. - Ни за что больше не пойду на берег, ноги моей там не будет.
Миккель удержал ее и объяснил, что в лодочном сарае им ничего не грозит, надо только написать на двери "С". "С" означает "сера", а привидения боятся серы, как комары трубочного дыма, - так говорил Симон Тукинг.
- И вообще мне надо посмотреть книгу еще раз, - продолжал Миккель. - Вот уже три ночи не сплю, все о ней думаю. Ты как думаешь, Туа-Туа, вернется отец?
Туа-Туа нерешительно кивнула.
- Ведь ты лучше меня написанное разбираешь, - уговаривал Миккель.
Туа-Туа продолжала отказываться.
- Я тебе перочинный нож отдам, - посулил Миккель. Пошли. И два больших крючка. Ну, хоть ненадолго.
В конце концов Туа-Туа уступила. Они шмыгнули в лес напротив школы и вышли прямо к замерзшему колодцу. Плотник сидел на ведре и приделывал железный наконечник к палке. Глаза у него были красные-красные.
- Коли найдете Шарлотту, ребятишки, - сказал он, - похороните ее честь-честью. Спойте куплетик, она любила песни, и передайте привет от плотника Грилле.
Он стукнул палкой о крышку колодца, так что гул пошел.
- Конечно, она уже немолодая была. Семьсот лет - почтенный возраст для женщины.
- Он тужит, только виду не показывает, - сказала Туа-Туа, едва они зашли за угол.
- Всю ночь не спал, - подтвердил Миккель.
Они не пошли вдоль берега, а свернули к горе, чтобы никто не догадался, что в сарай идут.
- Если зажжем свет, с постоялого двора увидят, - предупредила Туа-Туа.
- А мы мешок повесим, - сказал Миккель.
Они пролезли через пол, как в прошлый раз. Миккель положил доски на место и достал книгу. Руки его дрожали.
- Ух, и тяжеленная! - Он постучал по толстым коркам. Слышишь, Туа-Туа?
Он постучал еще.
- Что? - спросила Туа-Туа.
- Отдается как! Дай-ка нож со стола, поглядим.
Миккель получил нож и воткнул лезвие в корку. Послышался треск.
- Постой! - воскликнула Туа-Туа. - Тут зарубка есть. Видишь?
Она положила большой палец на чуть заметный вырез и нажала.
- Вот посмотришь, там потайное отделение. - Она натужилась. - Никак... не открою...
Миккель сунул в вырез острие ножа и надавил. Крышка, величиной с блюдце, подалась в сторону, и открылось большое углубление.
- Пусто, - сказал Миккель. - Так и знал. Наверное, капитан здесь свой табак держал.
- Наверное, - согласилась Туа-Туа.
- А может, чернильницу или еще что. - Миккель перелистал книгу, пока не дошел до страницы с кляксой.
Туа-Туа, сидя на корточках рядом с ним, глядела на полку Симона Тукинга. Готовые кораблики Симон, понятно, унес в мешке. Но несколько незаконченных или неудавшихся остались. У всех, как положено на шхуне, ближе к корме стояла высокая грот-мачта; на борту светился "фонарь" - осколочек красного стекла.
- "Двенадцатое ноября", - прочитал Миккель. - Это когда шторм начался. Вот так и написано: "Шторм усиливается". Волны как дом! Убрать паруса! Но руль сломался, их понесло прямо на маяк Дарнерарт... на скалы...
- Это все там написано? - спросила Туа-Туа.
Миккель покачал головой. Лицо у него было задумчивоезадумчивое.
- Я во сне видел, Туа-Туа, потому знаю. В ночь перед рождеством, от часа до пяти, сны всегда вещие. Корабль разбило вдребезги, а люди спаслись. Не веришь, Туа-Туа?
- Отец твой, конечно, спасся, - согласилась Туа-Туа. Капитаны плавают, как рыбы. А ведь твой отец был капитан, верно же?
Миккель подтвердил, что это верно.
- Вот видишь... - сказала Туа-Туа. - Растопил бы печку. А то холодно.
- Так ведь дым пойдет, - возразил Миккель. - Плотник еще подумает, что здесь воры, и выстрелит из ружья.
Он поплевал на пальцы и разделил слипшиеся страницы.
- А накануне шторма они были в порту, готовились к плаванию. Прочитать об этом, Туа-Туа?
Туа-Туа кивнула.
- "Вторник, десятого ноября, - начал Миккель. - Прозерили бегучий такелаж, окатили палубу, наняли матроса Флейта".
Он послюнявил палец и перевернул лист.
- Следующий день. Вот послушай, Туа-Туа. "Спустили шлюпку, чтобы законопатить щели. Забрали питьевую воду. У матроса Петруса Юханнеса..." В каморке вдруг стало тихо-тихо.
Никогда Миккель Миккельсон не забудет этого мгновения. Жесткий ком в горле, жгучие слезы на глазах...
И нетерпеливый голос Туа-Туа над ухом:
- Ну, что там, Миккель? Почему дальше не читаешь?