Пат развернул сверток.
- Неплохо, - заметил он.
Потом посмотрел на бидон и обломок весла.
- Не худо. А клеенчатая сумка с чурбаном не попалась?
Миккель отрицательно покачал головой:
- Везде лед. Толстый. Не пробить.
Пат прикурил сигару от свечи и выпустил облако дыма.
- Не иначе, морское золото на исходе, - заключил он. Будем искать сухопутное. И то неплохо. Смотрите в оба... Что это у тебя на руке, Бетси?
- Мазь от бородавок, - объяснила Туа-Туа. - Только медвежьи волоски сдуло.
Пат попросил ее показать руку и осторожно стер сало носовым платком. Потом почмокал языком и покачал головой:
- Ух ты, злые какие! Ничего, сейчас мы ими займемся. Ну-ка, Бил, посмотри у меня в кармане пальто, в левом. Там коробка с лекарствами.
Миккель посмотрел туда, куда показывал палец Пата... и ахнул. Пальто - клетчатое пальто с кожаным поясом и блестящими медными пуговицами!
- Это же то самое, которое мы в часовне видели, Туа-Туа! - воскликнул он. - Так это ты там был, Пат?
- Всяко может быть, - безразлично произнес Пат. - Выбирать не приходилось. Для золотоискателя самое главное, чтобы никто не совал носа в его дела... Нашел коробку?
Миккель долго рылся, но отыскал наконец нужную коробку.
- Дай-ка ее сюда, посмотрим, - сказал Пат.
Он открыл коробку. В одном углу стояло два пузырька с ярлычками, на которых были нарисованы череп и кости.
- Это от краснухи и одышки, - пробурчал Пат. - Неужели я потерял самое главное?
Он поискал еще и достал что-то вроде длинной толстой спички. Пат обмакнул ее в кружку на столе и сказал:
- Ляписутапис. Давай сюда бородавки.
Туа-Туа нерешительно протянула руку. И Пат стал тереть бородавки палочкой. Потом вытащил из кармана зеленый лоскут, величиной с собачье ухо.
- Американский пластырь, - объяснил Пат и залепил им бородавки. - Вообще-то он для огнестрельных ран, но и от бородавок тоже помогает. Ляписутапис. Через пять месяцев можешь снять.
- Не... не раньше? - пролепетала Туа-Туа.
- Раньше не стоит, - ответил Пат. - Теперь, Бетси, когда я заляписовал твои бородавки, выкладывай начистоту: что говорила зовутка, когда вы вошли, а я спал?
- Она сказала, что я что-то скрываю, но это вранье! крикнул Миккель и покраснел.
Пат раскурил погасшую было сигару и горестно поглядел на свои ногти.
- Что ж, если ты от меня что-то скрываешь, Миккель, твое дело.
- Я ничего не скрываю! - вскричал Миккель. - Я правду говорю! Мало что наболтает какая-то старая табакерка!
- Не забывай, что это зовутка, - поправил его Пат.
- А что она знает?
- Все! - сказал Пат.
- И про отца - жив ли он, тоже? - спросил Миккель.
В сарае сделалось тихо-тихо. Пат вытянул голову, словно ему вдруг стало невмоготу дышать.
- Что ж, - сказал он наконец, - давай спросим.
Миккель сжал кулаки, в глазах защипало от слез. Час пробил: мазурик не мазурик, отец остается отцом. А у кого нет отца - тому на душе так тяжко, так тяжко...
- Давайте, - согласился Миккель.
Пат уже дунул в зовутку и поднес ее к уху. Глаза его сузились, губы были плотно сжаты.
- Что она говорит? - шепнула Туа-Туа.
- Что вопрос нелегкий, - ответил Пат. - Но она попробует. Тшш-ш, опять что-то говорит.
Лицо Пата покраснело, затем побелело, опять покраснело. Он облегченно вздохнул и отложил зовутку в сторону.
- Говорит, что жив, - сообщил он.
- А... а домой вернется? - Миккель запинался от волнения.
Пат кивнул:
- Только не знает точно, когда. Говорит, это от тебя зависит.
Миккель хотел что-то сказать, но Пат прикрыл ему рот рукой.
- Тш-ш-ш, опять заговорила, - шепнул он и осторожно поднес зовутку к уху. Он слушал так внимательно, что даже рот приоткрылся. - Не может быть... - шептал Пат. - Нет, правда? За отставшей доской в северной стене?
Глаза Туа-Туа и Миккеля встретились: "Судовой журнал!"
Миккель снова хотел сказать, но Пат замахал на него рукой. Он все еще слушал.
- Да, да, сейчас же проверю, - произнес он. Потом отложил зовутку и вздохнул. - Разве так у нас что получится с золотом? Вы же от меня все скрываете! Зовутка говорит: "За отставшей доской в северной стене лежит книга". Что за книга, Бетси?
- А какие на кораблях бывают, - объяснила Туа-Туа. - Ее вешают на стену на веревке и пишут туда про шторм, про то, как питьевую воду забирают, и все такое.
Пат кивнул и сообщил, что слыхал про такие книги. Он сам в море плавал. Один раз ходил на шхуне "Трубач", другой раз - на пароходе, который вез лес в Австралию. А еще, давным-давно, плавал на старом бриге под названием "Три лилии".
Он закурил новую сигару.
- Что с тобой, Бил? - Он выпустил дым на Миккеля. Ишь, как побелел! Али захворал?
- "Три лилии"?! - повторил Миккель шепотом.
- Но это еще до того, как я стал золотнишником... продолжал Пат. - Ты уверен, что не захворал, Бил? - Пат даже встревожился.
- Отец... мой отец был на этом корабле! - через силу вымолвил Миккель.
Пат страшно удивился:
- На "Трех лилиях"? Неужели? Хотя это могло быть еще до того случая... А как он выглядел?
Миккель описал фотографию на стене.
- Мне было всего три годика, когда он ушел в плавание. Это было за год до того, как мама померла.
Пат мрачно жевал сигару. Лукавинка исчезла из его глаз.
- Так что я его почти не знал, - закончил Миккель.
- Понятно, - кивнул Пат, потом произнес задумчиво: Петрус Юханнес Миккельсон... Светлые волосы, бритый, голубые глаза, на левой щеке бородавка. Он... конечно, он.
Туа-Туа стиснула руки коленками и боялась дышать.
- Был с нами такой у Дарнерарта, - продолжал Пат и прикурил опять от свечи. - Шалопай, каких мало.
- Знаю, - сказал Миккель.
- А коли разобраться, то вовсе не плохой человек, - заметил Пат. - И везло же ему всегда. Взять хоть тот раз, у Дарнерарта, когда корабль пошел ко дну. Ураган, волны как дом! Трах - задняя мачта пополам, а потом волна как налетела справа и весь груз с палубы смыла! "Все в шлюпку!" - кричит капитан. Только спустили шлюпку, а ее волной о борт - и вдребезги. Я тогда матросом был, младшим на корабле. Стою, растерялся, ну и меня тоже в море смыло. Во-от такая волна, больше дома! Конец, подумал я, все, и в тот самый миг увидел Миккельсона. "Эгей!" - кричу и чуть не захлебнулся. В такую волну лучше не кричать.
- Отца... тоже смыло? - спросил Миккель, запинаясь.
- Ну да, одна голова торчала. Потому что та волна всех до единого унесла. Я уж тонуть стал, но тут он ухватил меня за шиворот. После я ничего не помню. Очнулся уже на берегу, где смотритель маяка Дарнерарт отпаивал меня чем-то горячим.
- А Петрус Юханнес Миккельсон как же? - спросила Туа-Туа.
- Он рядом сидел, смотрел шлюпку. "Намокла, - говорит, - немного внутри".
- Но ведь шлюпку разбило? - удивился Миккель.
- Большую - да, - подтвердил Пат. - А наша цела осталась.
Миккель ничего не понимал. Туа-Туа и того меньше.
Пат откинулся и выпустил огромное облако дыма.
- Понимаете, дакс, - заговорил он. - Когда корабль тонет, капитан о чем первым делом подумает? О судовом журнале! Так и в тот раз. Капитан, как увидел, что бригу конец приходит, так и скомандовал: "Петрус Юханнес Миккельсон! - кричит. - Живо в мою каюту за судовым журналом!" Петрус Юханнес, понятно, ответил "Есть!" и бегом вниз, с опасностью для жизни, потому что корабль все больше на левый борт кренился. В общем, сумел он в каюту пробраться и вернулся с судовым журналом. Он его сунул в клеенчатую сумку, чтобы не намок. Тут-то и налетела та волна и швырнула его в море. Но он не выпустил журнал, и хорошо сделал. Потому что корки были деревянные и толстые, как доска. На этой книге мы и выплыли с Миккельсоном вместе. Ну вот, лежу я, значит, на берегу и дышу, как загнанный конь. И только я открыл левый глаз, слышу Миккельсон говорит сам с собой: "Береги эту книгу, Миккельсон, она счастье приносит". Потом он встал, встряхнулся и пошел на маяк Дарнерарт выпить кружечку пива. С тех пор я его больше не видал.