Мимо иллюминатора прошел капитан. Миккель присел.
- Того и гляди, войдет кто-нибудь, - прошептал он. Напиши несколько строчек, чтобы знала, что ты жива-здорова. Сойдем у паромного причала - я же без билета. Жду на носу, за органным ящиком.
Миккель глянул в иллюминатор, убедился, что путь свободен, и скользнул в дверь, словно тень.
Туа-Туа отыскала в кармане цветной мелок, взяла грязную бумажную салфетку и стала писать на ней:
Дорогая, дорогая, милая тетушка Гедда. Ты никогда не простишь меня, но я тебя очень-очень люблю. Конечно, Дания очень красивая. Но...
Письмо получилось длинное.
В самом конце она подписалась: "Твоя Туа-Туа". Но куда положить письмо?
Взгляд Туа-Туа скользнул с влажного кончика носа тетушки Гедды на клубок шерсти на ее коленях.
Глава двадцать четвертая
"ПЕРВЕЙШИЙ АКРОБАТИСТ МИРА" БАЛАНСИРУЕТ
У паромного причала стояло на берегу несколько небольших строений: двухэтажный дом лавочника, рыбацкая лачуга с шиферной крышей и избушка паромщика.
Правда, паромщик показывался, только когда кто-нибудь просил перевезти на лодке через залив, в Льюнгу. Паром не действовал.
Да, чуть не забыл: в кустах поодаль стоял еще цирковой фургон.
Миккель сидел на корточках за органным ящиком и перебирал в уме, кто может оказаться на пристани и сорвать его планы. Брезент, которым он накрылся, вонял старой сельдью так, что ноздри сами слипались.
"Вдруг тетушка проснется, что тогда делать будем?" подумал он.
Что там еще болтал Якобин о каких-то скрипящих колесах и очках для любопытных? И где, наконец, Туа-Туа?
Миккель выглянул из-за ящика.
Труба выкашляла клуб дыма, и "Фракке", скрипнув всем корпусом, повернул к берегу.
- Туа-Туа... - нетерпеливо шепнул Миккель.
Но вот на ступеньках показались ее черные чулки. Она спустилась и осторожно поглядела кругом.
- Ты где, Миккель? - прошептала Туа-Туа.
- Здесь, под брезентом, позади тебя. Она еще спит?..
Слава богу. Подойди поближе, чтобы мне не кричать. Как только спустят сходни, сразу на берег.
- Они нас поймают, Миккель!
- Попытка не пытка! Тш-ш-ш, рулевой идет. Не смотри сюда.
Долговязый рулевой "Фракке" был завзятый шутник; под блестящим козырьком торчал веселый рыжий вихор.
- Никак, Туа-Туа Эсберг с чайками о погоде толкует? усмехнулся рулевой и стал готовить сходни. - Что же они сулят?
- О...облачность и грозу, - пробурчала Туа-Туа.
Она не сводила глаз с органного ящика, так что Миккейя даже холодный пот прошиб.
С верхней палубы донесся блеющий голос Якобина:
- Спорю на два риксдалера, что пройду по всем поручням и не пролью ни капли!
Миккель забылся и вдохнул тухлый запах.
- А-апчхи-и-и! - громыхнуло за ящиком.
Рыжий рулевой выпустил сходни, ухватился за брезент и потянул. Миккель тянул к себе.
- Почтенная публика, вы видите первейшего акробата щира! - голосил Якобин.
В тот же миг "Фракке" коснулся бортом причала.
- Ка-а-раул! Он падает!.. - взвизгнула Туа-Туа, показывая дрожащей рукой на акробата.
Рулевой забыл о брезенте и метнулся к поручням - как раз вовремя, чтобы увидеть, как Якобин ухнул в воду головой вниз.
- Человек за бортом! - заорал рулевой, схватил веревку и побежал на верхнюю палубу.
Мандюс Утот, только что выигравший два риксдалера, спокойно стоял у левого борта и грыз темный сухарь.
- Что - сумел? - крикнул он голове Якобина, когда она вынырнула среди мутной пены за кормой.
- Котелок!.. - вопил Якобин, давясь водой и колотя руками и ногами. - Котелок спасите!
- "Котелок, котелок"! - передразнил его Мандюс. - Что ли, твоя душа в котелке, пустая голова?!
Встречающие на пристани столпились у кормы "Короля Фракке" посмотреть, как вылавливают Якобина.
Раз, два - Миккель открыл в борту дверцу и прыгнул на берег. За ним последовала Туа-Туа. Одной рукой она придерживала подол, другой прижимала к груди узелок с "самым заветным имуществом".
- Чую, ой, чую, плохо все кончится! - всхлипывала она. - Бородавки смерть как чешутся...
- Ничего, авось у дубильщика Эббера найдется шкурка от сала, - ответил шепотом Миккель. - А вот и сам он к пристани идет.
Глава двадцать пятая
СТЕКЛО НА ОЧКИ ДЛЯ ЛЮБОПЫТНЫХ
Миккель закрыл рукой рот Туа-Туа и присел вместе с ней за осмоленной лодкой. Прямо перед ним блестело на солнце кухонное окно в избушке паромщика.
Эббер остановился и беспокойно вытер вспотевший лоб.
Между листьями были видны серебряные пуговицы-дукаты на жилете.
- Спорим, что он ждет с пароходом стекольщика, - прошептал Миккель.
- Стекольщика?.. - оторопела Туа-Туа.
- После объясню. Ага, пошел дальше, приготовься.
- Куда же мы? - спросила Туа-Туа.
- К Эбберу. Раз он здесь, значит, дома никого. Никто не смекнет искать нас в дубильне.
Миккель потащил упирающуюся Туа-Туа через груды высохших мидий и по сырым прибрежным луговинам к Эбберову кустарнику. Над искривленными деревцами торчала огненно-красная крыша циркового фургона.
- Так и знал. Видишь - покрасил фургон, починил колесо, а дверь пустым бочонком подпирал. Того и гляди, снимутся, и в путь. Постой здесь, я загляну внутрь.
Туа-Туа испуганно поймала его за рукав:
- Ты с ума сошел, за это в тюрьму сажают.
- Не посадят, если сперва постучаться. - Миккель стукнул несколько раз медным кольцом, приделанным под дверной ручкой. - Я, может, давным-давно мечтаю разглядеть поближе слоновью голову, в которой Эббер деньги копит. Видишь - никого. Я мигом.
Дверь оказалась незапертой, и Миккель скользнул внутрь. Ставни были наполовину прикрыты, в фургоне царил полумрак. Миккель никак не мог забыть загадочные слова Якобина: "Стекло на очки для любопытных... Завтра в Грецию..." Что такое затеял Эббер?
А вот и слоновья голова на стене, над столиком Эббера.
Миккель даже вспотел от волнения. Что-то подсказывало ему, что в голове скрывается ответ на все вопросы.
Тонкий солнечный лучик падал из двери на злые глазки слона. Дырка в хоботе была заткнута пробкой.
Миккель взялся за жесткую, щетинистую кожу и дернул. Хобот подался - медленно, неохотно, дюйм за дюймом, точно внешнее колено подзорной трубы.
- Миккель!.. - В двери показалось бледное лицо Туа-Туа. - Идут, Миккель!
Одним ударом он придал хоботу прежнее положение и кубарем выкатился наружу. Издали доносилась ломаная речь Эббера и заискивающий голос Якобина:
- А я виноват, что они правят, как слабоумные!.. Конечно, в котелке. Где же еще?..
"Король Фракке" отчалил от пристани.
- Живо в дубильню, пока не увидели! - выдохнул Миккель.
Они пригнулись и нырнули в темное, душное помещение. Воняло кожами и прогорклым жиром. Неуклюжая лестница вела на крышусушильню, сделанную из остатков шатра Кноппенхафера. Рядом с лестницей стоял длинный шест с огромным железным крюком на конце.
Миккель заслонил спиной дрожащую Туа-Туа.
- Если сюда пойдут, лезь вверх! - Он затаил дыхание и посчитал до десяти. - Мимо, в фургон...
Эббер шагал впереди, сердито размахивая руками; мокрый насквозь Якобин семенил следом. На соломенножелтых волосах акробата красовался спасенный из воды котелок.
- Миккель, милый, уйдем лучше! - шептала перепуганная Туа-Туа.
- Тш-ш-ш, они запирают ставни. Приготовься.
Но тут дверь фургона открылась, и выглянула гладко прилизанная черная голова Эббера.
- Я слышь, я слышь, ты замерзнул. Хочешь мой шерстяной панталон?
Миккель чуть не сбил Туа-Туа с ног:
- Живо наверх, сюда идут!
- Вдруг провалимся, Миккель?..
- Брезент на распорках, и мы за них удержимся. Скорей, сейчас войдут!
Черные чулки Туа-Туа замелькали по перекладинам.
Она скользнула между сушившимися шкурами, ухватилась за левую распорку и прильнула к ней.