В следующий миг Джемс двумя сильными ударами свалил на землю Ганса и зашипел прерывающимся от бешенства голосом:
— Глупое животное! Убийца! Трус!
Гремин успокоил Брайтона.
— Мне ничего не угрожает, — сказал он. — Я окружен атмосферой лучей, которые, лишь только коснутся какого-то вещества, уничтожают его. Оно распадается сразу и выделяет всю ту энергию, что когда-то пошла на создание вещества.
— Следовательно, вы можете уничтожить все наши здания? — спросил Брайтон.
— Я вас об этом предупредил еще вчера вечером… — ответил Гремин.
Они молча переехали озеро и уже подходили к гостинице, когда Гремин остановился и дотронулся до руки англичанина.
— Я бы просил вас не называть своего имени, — сказал он.
— Почему? Девушка, которая вчера была с вами на озере, слышала мое имя? — спросил, с удивлением пожимая плечами, Джемс Брайтон.
— Да. Но вы встретите здесь старика, который не должен пока знать вашего имени, — уклончиво ответил инженер.
Брайтон молча приподнял плечи.
Их встретила Нина. Увидев Гремина в обществе англичанина, она очень удивилась.
— Позвольте вас познакомить! — сказал, выразительно взглянув на девушку, инженер Гремин, — наш гость, доктор Смайлз, а это моя молочная сестра, Нина!
Когда происходило это знакомство, на веранду вышел старик Русанов.
Его горящие глаза остановились на Брайтоне и, казалось, заглянули в душу англичанина, но, услыхав неизвестную фамилию, он успокоился и пригласил всех в гостиницу.
IV
В аду
Через несколько часов, в разгар шумного обеда в замке Брайтона, его воздушная яхта «Орел» легко скользнула с помоста и с тихим гудением, описав огромную дугу, быстро пошла на запад.
Отсутствие хозяина заметили, но на все вопросы никто не мог дать ответа.
Руководители трестов загадочно улыбались. Они знали, что Джемс не теряет времени и исчез куда-то, чтобы действовать и бороться с таинственным врагом.
А в это время воздушное судно уже приближалось к той части Европы, где некогда была Германия.
У окна боковой каюты стояла группа пассажиров. Здесь были Брайтон, Гремин, Нина и Русанов. Внизу мелькали города, соединенные линиями железных дорог, которые служили лишь для перевозки грузов. Иногда судно попадало в сноп света, бросаемого прожектором, и тогда шло, как белое видение, неуловимое и призрачное, унося людей в сторону моря.
На другое утро судно опустилось в местности, покрытой какими-то вышками и целой сетью железных дорог.
— Это главные фабрики железного и стального треста, — сказал Брайтон. — Здесь же расположены каменноугольные копи и фабрики нефти.
Англичанина с большим почетом встречали директора треста.
— Мы хотим спуститься в третий ярус, — приказал Брайтон, когда все они уже находились в кабине подъемной машины.
— Это невозможно, — ответил сопровождающий их директор. — В третьем ярусе бунт литейщиков.
— В третий ярус, сударь! — быстро повернулся к нему англичанин. — Я, кажется, довольно ясно передал вам наше желание?
Кабина начала быстро опускаться. Сквозь стеклянные стены кабины виднелись широкие галереи, расходящиеся в разные стороны.
Они были ярко освещены.
Когда машина остановилась, перед путешественниками открылась короткая галерея, в конце которой виднелось широкое пространство, освещенное желтым светом.
— Как глубоко находимся мы под землей? — спросил Гремин.
— Пять верст, — ответил директор, — но подземелье понижается и достигает глубины семи верст. Вас, вероятно, удивляет, что здесь сравнительно не ярко и не душно? Это объясняется тем, что по стенам галерей рабочих и жилых помещений проходят охлаждающие трубы с жидкой углекислотой, и сжатый воздух вгоняется особыми насосами в галереи.
— Сейчас, — продолжал директор, — мы увидим чугуноплавильные печи!
На большой круглой площади виднелся ряд кроваво-красных окон, сквозь которые лился зловещий свет от расплавленного чугуна. Около массивных железных дверей копошились люди. Они, как черные тени, мелькали в разных местах, подвозя тачки с углем и рудой, забрасывая их в печи, прочищая решетки топок, с лязгом и грохотом опуская тяжелые двери и выливая ослепительно белый металл в каналы, ведущие к фабрикам стали.
Через ровные промежутки времени из отверстий в печах брызгал расплавленный металл или прорывалась тонкая струя пара и почти касалась обнаженных тел рабочих. Иногда из стен печей, как жала огромных змей, быстро и беззвучно выскальзывали острые ножи и мелькали в воздухе, проходя рядом с грудью только что шагнувшего вперед кочегара или литейщика.
— Что это? — в ужасе воскликнул Русанов.
— Это система рациональной работы, — с легкой усмешкой произнес Брайтон. — Рабочие, благодаря этой системе, привыкают лишь к необходимым движениям и совершают их с точностью и быстротой машины.
— Что же делают те, которые не способны к такому труду? — так же пылко спросил старик.
— Они погибают, — подсказал директор.
И, как бы отвечая на эти простые и жестокие слова, у крайней печи раздался короткий крик, звучавший смертельным ужасом и сразу же оборвавшийся.
Все бросились туда. У самой почти дверцы открытой печи лежал человек. Это был кочегар с загорелым лицом и красными воспаленными глазами. Он умирал. Раскаленный чугун попал ему на грудь; она дымилась, а из-под огненно-красного, въевшегося в тело комка чугуна виднелась обугленная кожа и окровавленное мясо.
— Он опоздал, — хладнокровно заявил директор треста, — и из контрольного отверстия на него попала струя чугуна.
— Ведь это убийство! — воскликнул Гремин, и в это время из боковой галереи со свистом, криком и завыванием ворвалась толпа рабочих. Среди них были женщины и подростки. Они кричали:
— Трест еще ускоряет ход работ! Сегодня погибло в округе пятьсот человек! Мы не машины!
Увидев директора, который пытался спрятаться за Брайтона, толпа двинулась на него.