Погляди, Серый, что это?
Белов будто проснулся.
От аула к опушке леса бежала девочка не старше пяти лет. За ней, пригнув лобастые головы, мчались два волка. Жертва устала, волки явно догоняют её…
Не думая об опасности разоблачения, Саша вскинул автомат. Прогремела короткая очередь. Один волк рухнул замертво, второй — закрутился, кусая себя за хвост.
Девочка из последних сил добежала до кустов и упала в снег. Благодарить, объяснять не было сил.
Короткая автоматная очередь вызвала такие же очереди со всех сторон. Значит, боевики всё время следили за четырьмя русскими парнями, фактически окружили их. Выстрелы по волкам-людоедам был своеобразным сигналом для начала боевых действий.
— Слушай меня внимательно, — не переставая отстреливаться расчётливыми очередями, обратился Белов к испуганной девочке. — Ползи по снегу вдоль опушки, вон до того кедра. Там поднимешься и — бегом к родителям. Как звать-то?
— Зарема…
— А меня Сашкой нарекли… Вот и познакомились… Ползи, Заремочка, не теряй времени. Бог… то есть Аллах обязательно спасёт тебя…
— А как же вы?
Бог не выдаст, свинья не съест!…
Убедившись в том, что не по возрасту сообразительная девочка доползла до огромного кедра и побежала к аулу, Белов выбросил из головы всё, что не касалось перестрелки с ваххабитами. Куда девались толстовский обет непротивления, ожидающий в Москве сын, созданный братьями Фонд реставрации, жадная Ольга? Даже Ярослава посторонилась, перестала шептать, одновременно, что-то ласковое и требовательное. Остались враги и лежащие рядом друзья…
Злой предпочитал длинные очереди — авось кого-нибудь зацепит. Ватсон, зажмурившись, пугая белок, палил из «магнума». Белов действовал более экономно — огрызался одиночными прицельными выстрелами.
Московское сновидение, которое он тогда расценил либо шалостью разгулявшегося мозга, либо предупреждением о какой-то опасности, переместилось из виртуальной области в реальность. Правда, там, во сне была зелёнка, а здесь — снег. Во сне, с ним разговаривал Перебийнос, который сейчас со своими десантниками находится далеко от места схватки. Вертушки на выручку не прилетят — из никто не вызвал.
В остальном — полная сопоставимость.
Первым перестал стрелять Док. Огорчённо оглядев пустой пистолет, аккуратно уложил его в докторский баул, рядом с лекарствами и со шприцами. Вторым опустошил последний рожок Витёк. Пошарил по карманам, покопался в снегу, конечно, ничего не нашёл и принялся поливать злой матерщиной и хохла, оставившего их, и судьбу-злодейку.
Кончились патроны и у Белова. Он поднялся, бросил в сторону боевиков бесполезное оружие, неторопливо достал из нагрудного кармана пачку сигарет. Закурил. Федя не молился — с непривычным для него гневом смотрел на боевиков.
Смелость, презрение к смерти уважают не только друзья, но и враги. Боевики со стразом и невольным уважением смотрели на безоружных парней. Убивать их — нарушить законы шариата, пусть судьбу неверных решает полевой командир…
Омар не знал, как поступить с пленниками. За освобождение богатого владельца Фонда можно получить немалый выкуп — не меньше пятисот лимонов баксов. Хромого парня обидеть — грех, Аллах не простит этого. Тощий монашек чем-то похож на дервиша — вдруг нашлёт на голову обидевшего его человека гнев Всевышнего. А уж о враче и говорить не стоит — он будто послан Аллахом для лечения больных боевиков и их семей.
Решив, наконец, трудную задачу, Омар вышел из сакли к ожидающим его пленникам.
Они стояли, окруженные победителями, не унылые и испуганные — спокойные и даже, так показалось Омару, гордые. Если бы пленники упали на колени, зарыдали, выпрашивая пощаду, он бы, вволю насладившись их унижением, может быть, и подарил им жизнь.
Арабский инструктор был недалёк от жеста, означающего: правоверные, режьте нечестивцев! Останавливала его только одна мысль: за мёртвых выкупа не получишь.
Белов с любопытством осматривал аул — жалкие сакли, прилепившиеся к горному склону, нагромождения камней, узкая тропа, ведущая к перевалу. Сплошная нищета и безысходность. Интересно, чем занимаются жители? Хлебопашество отпадает — оно осталось на равнине, где есть плодородные почвы. Животноводство? А где пасти скот, коровы и овцы не станут жевать камни — мигом подохнут.
За спинами охранников стоит небольшая группа, в основном — женщины и подростки. Мужчины ушли на газават, войну с неверными. Саша увидел заплаканную Зарему и весело подмигнул ей. Не трусь, мол, девочка, нас не так уж легко казнить — мы ещё повоюем!
Рядом с Заремой — чеченец. Худощавый, подтянутый, аккуратно подстриженный… Почему он кажется хорошо знакомым, где Белов мог встречаться с ним? Память заработала не хуже быстродействующего компьютера, перебирая неисчислимое количество вариантов. .. Ага, вот где! Рейс Свободный-Первомайское, с промежуточными посадками в Таёжном и Мошкаре…Посадка в вертолёт… Опаздывающий пассажир… Шёпот, предупреждающий об опасности…Исчезновение в Таёжном…
Джамаль? Конечно, это он! Единственный друг в горном ауле. Возможно — спаситель. Если судить о прижавшейся к нему девочке, отец Заремы.
Забавная и, одновременно, обнадёживающая ситуация. У всех кавказских народов — обострённое чувство справедливости. Они никогда не откажут в гостеприимстве даже злейшему врагу, переступившему порог их сакли. А человека, спасшего их родственника, защитят ценой собственной жизни. Белов спас не только родственницу — родную дочь Джамаля. Появилась тонкая, едва ощутимая нить, ведущая к спасению…
Наконец, Омар вынес приговор.
— Лекаря отвести к раненным героям — пусть лечит их. Ночевать — в зиндан. Дервиша и инвалида — туда же. Этого, — ткнул он крючковатым пальцем в сторону Белова, — ко мне в саклю…
В сакле предводитель исламистов развалился на лежанке, пленнику сесть не разрешил.
— Давно мы с тобой не разговаривали, — дружелюбно заметил он. — Если не ошибаюсь, последний базар был на свалке, в Карфагене…Сколько прошло времени — ужас!
Житель Арабских Эмиратов в совершенстве владел русским языком. Впрочем, он мог разговаривать и по-английски, и на хинди, и по-немецки — профессия космополита, агента мирового терроризма обязывает. Омар воевал в Боснии, сотрудничал с басками в Испании, организовывал взрывы в Америке и в России.
— Согласен, времени прошло немало, — Белов без разрешения присел на скамью, стоящую возле двери. — А ты всё такой же… ретивый.
— Жизнь такая, Саша, — вздохнул араб. — Приходится крутиться. Знаю, зачем ты пришёл — за тёлкой, да? Заруби себе на носу — не отдам! Она — трофей, увезу в Эмираты — станет звездой моего гарема…
Белов представил себе низкорослого, заросшего шерстью, Омара рядом с рослой таёжницей и насмешливо фыркнул. Не видать тебе моей Славы, нелюдь, болотная кикимора! Узнаю, где ты её прячешь — никакие зинданы, автоматы и ножи боевиков тебе не помогут, через всё пройду, но девушку вытащу на волю!
Думая так, Саша неизвестно на что надеялся. Братья убиты, заменившие их друзья безоружны и слабы, Антон далеко, он не знает в какой переплёт попал его сослуживец. Остаётся призрачная, едва просматриваемая надежда на Зарему и её отца.
— Ладно, оставим эту тему. Настоящим мужчинам нельзя говорить о бабах, они — ночная утеха. Если хочешь получить свободу, позвони в свой Фонд, попроси выкупить себя. Цена — пятьсот лимонов зелённых. Знаю, продешевил, ты стоишь намного больше, но что сказал, то сказал: пятьсот! Торговаться не советую — не сбавлю. Посиди в зиндане, подумай. Ответ — завтра к вечеру. — хитрец неожиданно перерешил. Знал, нелюдь, характер пленника, Белов ни за что не станет никого просить. — Впрочем, о выкупе позвоню я сам. Твой звонок — доказательство, что ты жив и здоров… Пока здоров, — с изуверской ухмылкой добавил садист…
Глава 12
Инструктор, наконец, появился — приехал на старом, проржавевшем «запорожце». Во двор его не загнал — поставил вплотную к покосившемуся забору. По внешности — обнищавший интеллигент, школьный учитель или научный сотрудник какого-то института. Бородка — клинышком, очки в железной оправе, потрёпанный костюм.