Римляне уже начали разбирать завалы. Некоторые бригады рабочих были заняты тем, что расчищали мостовые от толстых напластований льда, сбрасывая тяжелые глыбы в Тибр. Река вновь стала судоходной, но ей еще предстояло избавиться от всего скопившегося за время осады мусора. Покачиваясь на темных маслянистых волнах, плыли вниз по течению разложившиеся тела бантагов.
Пароход, только что прибывший из Суздаля, бросил якорь рядом с монитором, доставившим в Рим Ганса, и теперь солдаты споро выгружали на берег бочки с солониной, сушеными фруктами и овощами, а также ящики со сгущенным молоком для госпиталей и детей. Ниже по течению причалил корабль с грузом угля, а за ним к пристани подошло судно с боеприпасами и дюжиной броневиков.
Теплый бриз полоскал флаги на мачтах русских пароходов. На полотнищах красовались надписи по-русски и по-латински: «От благодарного народа Руси доблестным защитникам Рима». Ганс улыбнулся. Идея с флагами пришла в голову Гейтсу и была тут же одобрена Винсентом. Кто-то оставил на баррикаде номер «Гейтс иллюстрейтед», заголовок которого гласил: «Рим выстоял!». Внизу помещалась гравюра, изображавшая Эндрю с мечом в руке на крепостной стене рядом с Марком и Пэтом.
Перехватив взгляд Ганса, направленный на газету, Эндрю поморщился:
— Все было не совсем так.
— Я знаю. Ты до сих пор не избавился от страха?
Эндрю отвернулся в сторону.
— У меня сердце уходит в пятки, Ганс.
— И ты этого стыдишься?
Кин кивнул.
— И я боюсь. Ночью, когда никого нет рядом. Я снова там. В тюрьме. И они ждут меня. Ухмыляющиеся бантаги с ножами в руках, они ждут меня. И все эти несчастные отчаявшиеся души, которые ищут во мне опору. Даже моя жена и дети. Я хочу, чтобы они оставили меня в покое, дали мне забиться поглубже в какую-нибудь нору.
Эндрю промолчал.
— Когда проходишь через такие испытания, которые тебе пришлось перенести, Эндрю, по-другому не бывает. Цена слишком высока. Мы спрашиваем себя, почему именно мы? Ответ на это может быть только один: мы здесь и кто-то должен делать эту работу.
— Но почему я? Знаешь, я ведь хотел умереть, убежать от ответственности.
— Знаю. Но что-то ведь тебя остановило? До меня доходили некоторые слухи.
Эндрю смущенно опустил голову, вспомнив лицо Кэтлин в тот миг, когда она положила револьвер на столик рядом с его кроватью перед тем, как выйти из комнаты.
— Пожалуй, меня остановило все это, — наконец отозвался он, глядя на город, на прохожих, на группу детей, которые робко обступили перевернутую телегу, присыпанную обломками. Подошедший сержант отогнал их от завалов, однако перед этим он выудил из своего вещмешка несколько галет и кусок солонины и угостил детей.
— Это был его дневной паек, — одобрительно произнес Ганс.
Обернувшись, сержант понял, что его поступок не остался незамеченным и смущенно пожал плечами. Отдав честь Гансу с Эндрю и дождавшись ответного приветствия, он быстрым шагом направился к своим солдатам, крича, чтобы они возвращались к работе.
— В конце концов эта война стала для меня личным делом, — тихо заметил Эндрю. — Я думал не о демократии и Республике, не об этом городе и даже не о своих людях. Меня вернули к жизни мысли о жене и детях. Я понял, что не мог предать их и что ради них я обязан продолжать жить и сражаться.
— Кто-то однажды сказал, что, когда у тебя рождаются дети, все дети на свете становятся твоими. Я понял эту истину, когда у меня появились Тамира и малыш. Не видел их уже пять месяцев.
Эндрю сунул руку в карман и вытащил связку писем, в одно из которых была вложена фотография.
— Это от твоей жены, — сообщил он Гансу. — Они пришли только вчера.
— Я и не знал, что она умеет писать.
— Их записала жена Винсента.
Ганс развязал бечевку и взял в руки письма и карточку. На его лице появилась гордая улыбка. Некоторое время они сидели молча. Наконец Ганс закончил читать последнее письмо. Достав носовой платок, он шумно прочистил нос и вздохнул.
— Правда ли то, что я слышал про Гаарка? — спросил он у Эндрю, явно желая сменить тему беседы, чтобы вновь обрести утраченное душевное равновесие.
— Точно неизвестно. Несколько чинских рабов, сбежавших от бантагов, говорили о его смерти, но пока что это слухи.
— Знаешь, у меня в какой-то момент возникло такое чувство, что он умер, — задумчиво произнес Ганс. — Если так, то сейчас бантагами командует один из его спутников, а значит, ход войны вновь изменится.