— Если мы сдадим Рим, он не станет по обычаю забирать десятую часть населения для Праздника Луны.
Пэт выругался и со всей силы стукнул кулаком по каменной стене смотровой башни.
— Кто-нибудь в армии об этом знает?
Марк отрицательно покачал головой.
— И ты ему поверил?
— Я верю в это, — сказал Марк и показал на рыщущих возле римских позиций бантагов. — Через два дня они нападут на мой город. В прошлый раз, когда нас захватили карфагеняне, это были цветочки. На этот раз Риму, городу, где жили мои предки в течение двух тысяч лет, грозит полное уничтожение от рук рассвирепевших варваров.
В его словах были горечь и боль.
— Даже если мы выиграем, что здесь останется, кроме обгоревших руин?
— Свобода. Город можно построить заново, а свободу мы потеряем навсегда.
Марк кивнул, но его черты были по-прежнему искажены болью.
— Неужели ты не понимаешь, что, если мы выиграем это сражение, мы выиграем войну?
— Да? Но даже если мы разобьем эту армию, Гаарк вернется назад, к своим заводам в пятистах, а, может, и в полутора тысячах миль отсюда. Мы что, пойдем за ним?
— Конечно.
— Тогда война будет продолжаться вечно.
— Чтобы сохранить свободу, нужно всегда быть начеку, как однажды сказал Эндрю.
— Эндрю, — вздохнул Марк. — Если бы он сейчас командовал, все было бы иначе.
Пэт проигнорировал выпад в свой адрес, потому что сам думал точно так же.
— Извини, но тебе придется меня потерпеть.
Марк улыбнулся и почти отеческим жестом похлопал Пэта по плечу.
— Ты молодец. Никогда не забуду, как ты воевал в Испании. Эндрю всегда говорил, что тебе нет равных в оборонительной тактике.
Пэт облокотился на парапет и похлопал в ладоши, чтобы согреть замерзшие без перчаток руки. Он посмотрел на небо, которое с утра было чистым, а сейчас затянулось дымкой. Глядя на солнце, можно было подумать, что смотришь через матовое стекло.
— Сегодня пойдет снег, а я надеялся, день будет ясным.
— Паршивая погода.
— А каково там этим гадам? Нам хотя бы не нужно тратить много топлива, чтобы согреться, и у нас, по крайней мере, есть крыша над головой.
— Пока они ее не сожгли.
— Да, битва будет жаркой, — сказал Пэт и, посмотрев на Марка, тут же пожалел о сказанном, потому что эта жаркая битва не оставит от его любимого города камня на камне.
— Меня хочет видеть Эмил, — добавил Пэт, — встретимся позже.
Оставив Марка у парапета, Пэт спустился по узкой винтовой лестнице и оказался в зале Сената, который в настоящее время служил штабом. Штабные офицеры стояли над картой посредине зала. Находившиеся на куполе наблюдатели уже сообщили, что видели Гаарка. В северо-восточном углу карты был помещен золотистый деревянный брусок. Голубые бруски показывали расположение бригад. Скоро они будут окружены красными брусками.
Телеграфисты, состоящие при штабе каждой дивизии и каждого корпуса, сидели и бездействовали, понимая, что скоро здесь начнется настоящий хаос.
За то время, что Пэт пересек комнату и подошел к охраняемой двумя сержантами двери, никто не проронил ни слова. Он был единственным человеком в городе, имеющим право беспрепятственно проходить мимо этих двух вооруженных карабинами ребят.
За дверью он снова спустился по лестнице и прошел по узкому коридору, где стояли еще два часовых. Когда он приблизился к палате, ему навстречу вышел Эмил с красными от усталости глазами.
Эмил показал на таз у двери. Пэт послушно вымыл лицо и руки в растворе карболовой кислоты, после чего он надел халат и марлевую маску, чувствуя себя при этом по-дурацки.
Эмил открыл дверь и впустил его.
— Он здесь? — прошептал Эндрю.
Пэт взял стул, сел рядом с Кэтлин и посмотрел на больного.
— Как ты, Эндрю? — шепотом спросил он.
— Лучше. Рад тебя видеть, Пэт.
— Я тоже рад тебя видеть, — вздохнул Пэт и повернулся к Кэтлин, чтобы задать вопрос, но, увидев капельки пота на лице Эндрю, понял, что температура еще не спала. Он по-прежнему был очень бледен, и глаза были похожи на два черных угля.
— Благодаря твоей крови я таки опьянел, — вздохнул Эндрю и скривился.
— Черт, сейчас чихну.
Кэтлин заволновалась:
— Не надо. Терпи. Не думай об этом.
— Не могу терпеть.
Надавив пальцем у Эндрю под носом, она наклонилась и стала что-то шептать ему на ухо, как маленькому ребенку. Он кивнул, и через некоторое время гримаса исчезла с его лица.
— Морфий, — жалобно прошептал Эндрю. — Больно.
Эмил вопросительно посмотрел на Кэтлин, которая, немного подумав, кивнула. Эндрю внимательно наблюдал, как Эмил достает иглу, наполняет шприц необходимым количеством жидкости и колет его в руку. Затем он облегченно вздохнул и откинул голову назад.