Пэт усмехнулся и скосил глаза на Кэтлин, которая все это время сидела молча и не сводила глаз с мужа. Эндрю ни словом не обмолвился о том, что если бы американский комитет по здравоохранению не направил ее сиделкой в Форт-Фишер и если бы она не опоздала на свой корабль и в последнюю минуту не села бы на «Оганкит», они никогда не встретились бы.
— Сколько наших ребят осталось в живых, Пэт? Из моих солдат, твоих артиллеристов и моряков с «Оганкита» погибли уже четыре с лишним сотни человек. Я видел списки убитых — на прошлой неделе мы лишились еще пятерых. С тех пор как мы попали в это проклятое место, двадцать человек сошли с ума, и их пришлось запереть в психушку, а еще шестеро просто заблудились в лесу или пропали в степи. Когда я смотрю на небо, то каждый раз думаю, где же там тот мир, который когда-то был нашим. Мы — Затерянный Полк, которому никогда не суждено вернуться обратно, — Он на мгновение замолчал. — И тринадцать самоубийств. И это только те случаи, когда люди стрелялись или вешались, не в силах справиться с горем, страхом или одиночеством. А сколько еще парней поступили, как Джон Майна, — бросились на врагов с винтовкой наперевес и навсегда исчезли.
— Эндрю, какого черта ты все это говоришь? — не выдержал Пэт.
Кин выдавил из себя слабую улыбку.
— Я выдохся, — прошептал он. — Я слагаю с себя все полномочия.
Пэт начал было протестовать, но Эндрю поднял вверх руку, и ирландец смолк.
— Ганс слишком стар, и меня беспокоит его сердце. Кроме того, после стольких лет плена он уже не тот, что прежде. Ты будешь главнокомандующим, Ганс — твоим заместителем, а молодой Готорн станет начальником штаба.
— Эндрю, дорогуша, ты просто устал. Наберешься силенок и снова окажешься в седле. Это твоя армия, и никто, кроме тебя, не может быть ее командиром.
— А ты представь себе, что этот осколок снаряда проник бы в меня еще на дюйм глубже. Кто бы тогда взял на себя командование?
Пэт промолчал.
— В жизни наступает такой момент, Пэт, когда ты понимаешь, что твое время прошло. Со мной такое уже было после Испании. Но тогда у меня было два года отдыха, и я мог не думать обо всем этом. На этот раз я знаю точно: я выдохся.
— Ты никогда не мог оставаться в стороне от боя.
— Сейчас я смогу, — прошептал Эндрю.
Он обессиленно посмотрел на Кэтлин, но та покачала головой.
— Скажи это мне в лицо, Эндрю, — резким голосом произнесла она. — Скажи это.
Эндрю опустил голову, и Пэт с изумлением увидел, что на глазах его друга проступили слезы.
— Я не мог оставаться в стороне, — произнес он. — Ты прав. Господи, я вспоминаю Геттисберг, Уайлдернесс, даже Колд-Харбор. Когда я чуял запах черного пороха, слышал рявканье пушек и крики «ура», я сливался с этим в единое целое. Я никогда так не наслаждался жизнью, как в эти мгновения. Упоение боем. Дома, в Мэне, когда я преподавал историю, я читал о таком. Наполеон, бешеный Энтони Уэйн у Стоуни-Пойнта, Александр Македонский, герои Гомера… Я мечтал об этом, как мальчишка, и изведал это ощущение, как мужчина. Прости меня, Господи, но я это любил. — Лицо Эндрю было мокрым от слез, но он продолжал: — Даже здесь, когда все только начиналось. Я всегда помнил, что мятежники — это те же люди, что и я. Более того, это христиане и американцы, мои соотечественники. Но, ненавидя тугар или мерков, я не испытывал чувства вины или стыда, я не боялся того, что Господь может заглянуть мне в душу, хотя мы и были в миллионах, а то и в миллиардах миль от родного дома.
Пэт внимательно слушал исповедь Эндрю. Он и сам знал это пьянящее чувство, охватывающее солдата в момент боя.
— И все же каждый раз я терял частицу себя, — прошептал Эндрю, глядя на свою забинтованную грудь, и Пэту показалось, что если бы у Кина сейчас сняли бинты, его взгляду предстало бы трепещущее сердце Эндрю — таким слабым стал его друг после ранения. Наконец, я начал испытывать страх, — произнес Эндрю. — Слишком часто я оказывался на краю пропасти. Много раз все висело на волоске, и тем не менее мы побеждали, несмотря на все мои ошибки. Мы уступили врагам линию потомакских укреплений, мы потеряли Суздаль. Если бы не Фергтосон со своими ракетами, мы проиграли бы битву при Испании. Но в Порт-Линкольне произошло то, что и должно было случиться. Гаарк превзошел меня в военном искусстве.
— О чем ты говоришь? — возмутился Пэт.
— Так и есть, старик, так и есть. Я должен был предвидеть уязвимость Форт-Хэнкока. Если бы я держал там дивизию, а не один несчастный полк, состоявший из стариков и инвалидов, мы бы не дали бантагам произвести высадку и удержали бы линию укреплений. Ты все еще был бы на Шенандоа, а не сражался в Риме. Мы выбрались из капкана исключительно благодаря невероятному везению.