— Да! — смутился Петрович и протянул мне пачку долларов. — Тут пять тысяч. На эту сумму договаривались с Константином Владимировичем.
— В месяц?
— Да, первого числа можете приезжать.
— Он будет пасти вас, — кивнул я в сторону Копченого, который терся с Карасем возле девятки. Петрович поежился. Хоть весна и надвигалась, но зима еще позиции свои в стране не сдала. Но ежился мастер явно не от холода.
— Если какие проблемы, наезды, тоже говори все Григорию Александровичу. Он даст номер телефона. Подумай, как можно вымутить десять, и косарь твой.
Я протянул я руку.
— Твои мысли и десять процентов. Реализация наша.
— Я подумаю, — серьезно ответил Петрович. — А вы подумайте, как поставить меня директором. Тогда десять тысяч будет сразу.
— Это полтос, не меньше — засмеялся я — За лоха меня не держи. Если база левака столько в месяц дает, то сколько имеет директор в год? Прикинул?
Замдиректора грустно кивнул.
— Я понял, — сказал я, — денег у тебя нет, но ты их хочешь, как дембель бабу. Тогда готовь схему. Такая должность будет стоить денег. И денег немалых.
Я развернулся и пошел к машине. У меня еще куча дел в офисе. А там сегодня было очень весело…
В стремительно меняющемся мире, когда инфляция съедала все сбережения и зарплаты, полностью девальвировалась даже такая штука, как женская честь. Постсоветские дамы от пятнадцати до пятидесяти пяти, насмотревшись бразильских сериалов, повели по сторонам острым жалом и пришли к неутешительному выводу: их мужья и женихи — полнейшие лохи, недостойные их неописуемой красоты. Причем зачастую в лохи определяли даже мужиков непьющих и работящих, а собственная неотразимость начинала котироваться так высоко, что ее не мог заметить никто, кроме дамы, насмотревшейся тех самых бразильских сериалов. Как и положено во времена дикого рынка, красота стала товаром и была выставлена на продажу. И только проститутки оставались честны. Они знали свою цену с точностью до доллара. А вот женщины порядочные сразу начали задирать планку до максимума, мечтая сорвать банк. А вдруг?
Я и не подозревал, что скромное объявление в «Московском комсомольце» вызовет катастрофу, сравнимую с открытием первого Макдональдса. По крайней мере, когда в день кастинга я попытался попасть в собственный офис, то даже не понял, что это за очередь. По наивности я решил, что в свободную продажу выбросили докторскую колбасу и импортные колготки, потому что хвост ее начинался примерно в полукилометре от нашего забора.
— Что тут происходит? — растерянно спросил я зама по безопасности, который метался по офису с видом Александра Матросова, идущего на амбразуру.
— Претендентки, Сергей Дмитриевич, — растерянно ответил он. — Это те, кто пришел анкеты заполнять…
— А вы страшных прямо на входе не можете отсеивать? — задал я резонный вопрос.
— На каком основании? — уточнил особист.
— Потому что они страшные, — непонимающе посмотрел я на него.
Николай Дмитриевич не мог. Эта задача оказалась ему не по силам. Отважный подполковник КГБ СССР, прошедший горячие точки, не был готов отвергнуть соискательницу только потому, что она страшна, как моя прошлая жизнь. Видимо, он опасался за свою. Сказать такое даме, которая желала обналичить капитал, данный ей природой, он не рисковал. Николай Дмитриевич сделал поначалу грандиозную ошибку, поставив на первичную фильтрацию секретаршу Валю. Он недооценил женское коварство, потому что первый день кастинга прошел зря. Валя самых красивых отсеяла на входе, спустив их анкеты в шрёдер. Тогда на пост заступила наш главбух Эльвира Николаевна, проинструктированная мной лично, и взяла руль в свои могучие руки. Дело пошло на лад, и через тончайшее сито ее внимания потек первый ручеек красавиц и умниц. И правда, а чем ей еще заниматься, если бухгалтерия ходила по струнке, склады были пересчитаны, а кладовщики все еще глотали валидол? Ну не бухучетом же! Так она все равно его не знала, зато бабой была ответственной, исполнительной и цепкой, как французский бульдог.
— Это… бля… что? — не выдержал я, когда в приоткрытую дверь в один из кабинетов увидел два десятка женских макушек, старательно склонившихся над бланками анкет. Над ними с величественным видом нависал наш главбух, своей укладкой пробудившая в моей памяти такое понятие, как «вшивый домик». Ультрамодная была прическа лет двадцать назад. Или тридцать… не суть. Дамы тут собрались самые разные. Причем возраст некоторых претенденток вызывал у меня немалые сомнения. Ну а как могут не вызвать сомнения две восьмиклассницы в вечернем макияже, которые закинули ногу на ногу, демонстрируя мне ажурный край чулок и тонкую полосу голой ноги прямо над ним. Их призывный, томный взгляд заставил меня вздрогнуть. Со всем этим безобразием срочно нужно было заканчивать.