Гребешок. В заливе Петра Великого он выловлен подчистую. Надо срочно создавать новые подводные плантации. В районе Сахалина и Курильских островов еще добывают 10 тысяч центнеров ежегодно. Это, как говорится, на пределе. Если количество улова не уменьшится, гребешок окончательно исчезнет из наших морей.
Мидия. В Приморье ее добывают около 5 тысяч центнеров. Это оптимальное количество. Если в ближайшие годы удастся создать подводные плантации, добычу мидии можно будет удвоить и утроить.
Кальмар. Его ловят и в Японском море и особенно много на Сахалине. Мы берем около 100 тысяч центнеров, а японцы — свыше 5 миллионов. С успехом можно было бы добывать 2–2,5 миллиона центнеров. Но наш внутренний рынок и так насыщен кальмаром. Здесь предстоит еще очень большая работа. Нужны новые виды консервов, торгующим организациям тоже предстоит поломать голову над тем, как увеличить сбыт кальмара. Шутка ли, 2 миллиона центнеров! Это килограмм кальмара на душу населения.
Трепанг. Судьба трепанга очень схожа с судьбой гребешка. Сейчас он остался только в заливе Петра Великого. Больше 3 тысяч центнеров добывать рискованно. Тоже нужны очень срочные меры.
Голотурия. Это ближайший родич трепанга. Вкусовые качества ее несколько хуже, да и целебные свойства, очевидно, не на высоте. Поэтому она не находится, как трепанг, на грани исчезновения. Только в заливе Петра Великого можно добывать 20 тысяч центнеров, а у Сахалина и того больше.
Леда. Запасы этого малосъедобного моллюска огромны. Можно долгие годы ловить его в количествах, превышающих 5 миллионов центнеров. Почему этого не делают? Соотношение веса мяса и раковины у леды не столь высоко, как у гребешка. Почти вся выловленная леда идет сейчас на муку.
Калифорнийский рачок. Его в океане, как говорят специалисты, что грязи. 5, а то и 10 миллионов центнеров можно добывать шутя. Но соотношение мясо — хитин у него намного ниже, чем у креветки. Рачка ловят гораздо меньше, чем можно, и весь улов идет на муку.
Водоросли. Из водорослей наиболее ценные агародающая анфельция и морская капуста. Анфельцию добывают на Сахалине (лагуна Буссе), у южных берегов Курильских островов и в заливе Петра Великого. Запасы ее используются полностью — 40 тысяч центнеров в год. Очевидно, на этом уровне, обеспечивающем естественное воспроизводство, добыча анфельции останется в последующие годы. Поскольку нашей пищевой промышленности требуется все больше агар-агара, нужно создавать искусственные плантации. Зато с морской капустой, вкусовые и лечебные качества которой известны с незапамятных времен, все обстоит совершенно иначе. Японцы давным-давно культивируют эту съедобную водоросль на бамбуковых плотах. Настолько велик спрос. А у наших берегов ее можно брать сотнями тысяч центнеров (на воздушно-сухое вещество). Один миллион в год, во всяком случае, наверняка. Но у нас добывается только 8 тысяч. Салат из морской капусты — непременная закуска в любой владивостокской столовой или буфете. Но слишком медленно продвигается капуста на запад. Надо помочь ей скорее преодолеть эти 10 тысяч километров.
Теперь поговорим о самом главном — о рыбе. Как обстоят дела с ней?
70–90 процентов рыбных акваторий уже изучено.[43] Донное рыболовство достигает своего предела. Великая эпоха донного трала переживает характерный для истории мировых империй мучительный закат. Суда, оборудования, приемы и технология лова — это не мертвый груз. Это огромная инерция большого производства со славными традициями. Тут в один день перемен не добьешься. Ученым уже давно ясно, что пора переходить на лов пелагической рыбы, обитающей в поверхностных слоях. Но для этого нужны новые суда, принципиально иная техника. А куда девать старые? Железнодорожники тоже знают, что более широкая колея куда выгоднее существующей, но разве может потенциальная выгода преодолеть могучую инерцию огромного налаженного хозяйства? Здесь нечто большее, чем простой конфликт нового со старым. Это столкновение радикальной идеи с привычным укладом, который все еще приносит большую выгоду. Это древний конфликт, в котором все-таки всегда побеждает идея.
Траловое рыболовство какое-то время может поддерживать свое существование за счет новых районов. Это на бумаге цифры 70–90 процентов выглядят подавляюще. В океане 10–30 неосвоенных процентов оборачиваются гигантскими водными пространствами, которые могут дать еще много рыбы. Недавно открытый у Гавайских островов район оказался исключительно продуктивным. Но круг все-таки неумолимо сжимается, и настанет день, когда тралы опустеют. Ведь что там ни говори, донных рыб в океане всего 23 процента, остальные 77 процентов — пелагические. А наши тихоокеанские траулеры, напротив, добывают 80 процентов донных рыб и только 20 — пелагических. Классическая обратная пропорциональность. Такова сила инерции оборудования, власть миллионов тонн металла, отлитого в некогда совершенные формы. Все нужно менять: суда, снаряжение, холодильники и даже портовые сооружения. Переход на пелагический лов для рыбной промышленности — это даже более радикальная перемена, чем расширение железнодорожной колеи для МПС.
Проблема осложняется тем, что пелагические рыбы постоянно мигрируют и живут на разных глубинах. Здесь методы разведки рыбных косяков, предсказания вероятных скоплений должны отличаться особой точностью. Над этим как раз и работают сейчас исследовательские институты всего мира.
О том, насколько донное рыболовство исчерпало себя, можно судить по нашим дальневосточным морям. Еще недавно большие уловы камбалы резко пошли теперь на убыль. Даже морского окуня уже не хватает. Поэтому, чтобы поддержать общий уровень, приходится ловить больше, чем это рекомендовано, минтая. Положение, конечно, ненормальное. Во-первых, минтай не может заменить вкусную жирную камбалу, а во-вторых, запасы его тоже не беспредельны, и настанет момент, когда и минтай перестанет ловиться. А что тогда? Насколько важны действенные меры по ограничению лова, показывает пример с лососем.
Интенсивная добыча лосося на подходах к местам нереста и хищнический лов его мелкоячеистыми сетями в открытом море привели к тому, что кеты, горбуши, кижуча, чавычи, нерки стало заметно меньше. Настолько заметно, что мы уже забыли, как выглядит красная икра. Дело шло к полному уничтожению лососевых. Но Советскому Союзу удалось договориться с Японией о совместных мерах охраны, и вот уже несколько лет, как запасы лососевых по крайней мере не падают. Это колоссальный сдвиг. Теперь надо срочно принимать меры, опять-таки в международном плане, по искусственному разведению. Кстати, подобные же меры необходимы и в отношении сайры, которую явно переловили. Сейчас в Японском море плавает наше судно «Крым», которое как раз и занимается устройством искусственных нерестилищ для сайры.
Перелов отдельных видов рыб опасен не только прямыми, но и косвенными последствиями. Природа не терпит пустоты. Свободное место очень быстро замещается и, как правило, худшими в пищевом отношении рыбами. У берегов Аляски окунь уже уступил свое место минтаю, в заливе Петра Великого тот же минтай целиком выловлен. Вот почему необходимо поддерживать хотя бы минимальный уровень запасов каждого вида.
Только так мы сможем и впредь брать у берегов Приморья 20 миллионов центнеров рыбы. О том же, чтобы увеличить добычу без переходе на пелагический лов, и мечтать нечего.
Такое же положение и у других ведущих рыболовных держав мира: Японии, Перу, Норвегии, Исландии. Япония, конечно, особенно сильно зависит от океана. По сути, она получает животный белок почти исключительно за его счет. Недаром эта островная страна обладает самым большим рыболовным флотом.
Наконец, еще одно очень важное обстоятельство, которое, как говорят, обратной связью сильно воздействует на рыболовный режим. Речь идет все о том же отставании в работе торговых организаций. Возьмем для примера историю с хеком. Мы вылавливаем этой вкусной рыбы много. Рыболовный флот, таким образом, дает стране массу превосходного продукта. Вроде бы лучшего и желать нельзя. Но не тут-то было. Транспортировка дальневосточной рыбы не налажена, не хватает вагонов-холодильников, и из-за этого бывает, что ценная пищевая рыба идет на муку. У нас до сих пор не используется печень хека и муксуна. При разделке ее просто выбрасывают за борт. А это тысячи тонн вкусного и очень богатого витамином «А» продукта.