С древнейших времен колокола на Руси сопровождали весь жизненный путь человека. Колокольный звон объединял людей на праздниках и перед лицом неприятеля. Колокола звали людей на совет, в непогоду указывали дорогу заблудившимся путникам, часобитный колокол отсчитывал время. И видно, велика была мобилизующая сила звуков, коль скоро Герцен назвал свой мятежный журнал «Колоколом», если, покорив город, неприятель первым делом увозил из него вечевой колокол, а русские цари за провинность отправляли колокола, как людей, в ссылку.
Петр Первый переплавлял колокола в пушки. В тридцатых годах, помню, в нашем селе Орлове тоже снимали колокола. Огромная толпа любопытных. Бабы крестились: «Трактора будут лить». И действительно, в том же году по селу, сверкая шпорами, проехал новенький трактор, подтверждая для нас, мальчишек, реальность странного превращения.
Наверняка нынешний репродуктор удобнее колокола. Но согласитесь, интересно ведь услышать и понять звуки минувшего. Помните в «Войне и мире» торжественный колокольный звон? В другом фильме, «Семь нот в тишине», есть прелестный рассказ о звоннице и звонарях. И наконец, эта пластинка, приносящая звоны прямо в твое жилье. Во всей России сохранилось, кажется, одно только место, где можно было записать эти звуки, — Ростовский кремль, звонница Успенского собора.
Звонница построена старанием все того же Ионы Сысоевича и являет собою архитектурный шедевр, прекрасно соединивший Успенский собор с кремлем. Но и своему основному назначению — звонить — она отвечала много веков как нельзя лучше. Главный большой колокол «Сысой» весит две тысячи пудов. Пять других колоколов весом (и стало быть, голосом) слабее «Сысоя», но в силу знатности тоже имеют персональные имена происхождения совсем не божественного: «Полиелейный», «Лебедь», «Баран», «Козел», «Голодарь». Семь маленьких колоколов имен не имеют…
Отлить, подмять на шестиэтажную высоту и надежно подвесить тысячи пудов бронзы дело не шуточное, если учесть, что тягачей и подъемных кранов во времена царя Алексея Михайловича не было. Лить больших размеров колокола чаще всего приходилось тут же, около колокольни. В самом центре кремля есть теперь живописный пруд. Была же тут колокольная яма. В торжественный момент литья собиралось у ямы великое множество ростовского люда. Фейерверк расплавленной бронзы, дымящиеся фартуки мастеров, серебряный дождь монет летят в яму — «для голоса». Момент этот уподобить можно нынешним стартам ракет. Час же, когда колокол повисал над землей и исторгал первые звуки, был едва ли менее значительным, чем благополучный выход спутников на орбиту. «На своем дворишке лью колоколишки, дивятся людишки», — писал Иона Сысоевич кому-то из своих современников. Мы чувствуем тут и усмешку и сознание значительности содеянного. Подтрунивать над собой могут только сильные люди. Таким и был отец Ростовского кремля Иона Сысоевич. Самый большой и самый последний колокол он отлил незадолго до смерти. Видимо, размышляя о жизни, он отдал должное своему деревенскому, почти мужицкому происхождению, назвав колокол именем своего отца — «Сысой».
В рассуждении у звонницы уместно сказать: сами по себе колокола не звонят. Вечная бронза молчалива, как молчалив и рояль, которого не коснулась рука. И не думайте, что звонить так же просто, как, скажем, бить в чугунную доску. Приноровившись, можно, конечно, раскачать даже стопудовый язык «Сысоя». Но вести мелодию десятью разноголосыми колоколами — тут нужен мастер, музыкант с хорошим слухом, вкусом и пониманием дела. Громадность музыкального инструмента требует присутствия на колокольне не менее пяти звонарей, и, стало быть, мы имеем дело с необычным оркестром.