— Привет, я… просто задумался над тем, какой кофе выбрать.
— Тут нечего и думать — берите черный, крепкий. Вы задремали стоя. Тяжелая ночка?
— Нет, совсем наоборот — сейчас только направляюсь к первому пациенту.
Она кивнула и протянула ему руку.
— Меня зовут Мэри, я медсестра в отделении интенсивной терапии.
Он ответил на предложенное пожатие, обхватывая мягкую теплую ладонь и заглядывая в широко распахнутые искрящиеся глаза.
— Джон, хирург-травматолог из приемного.
Улыбка Мэри — «Морстен, Мэри Э.» было указано на её повисшем с нагрудного кармана бейдже — стала шире и на щеках запали ямки. В розоватой глянцевой глазури её накрашенных губ отражалось свечение ламп.
— Позвольте Вас угостить, Мэри, — сказал он, выпуская её руку, но не намереваясь так же легко выпускать её саму. В запасе до повторного звонка с дежурного приемного поста у него ещё было несколько минут, а медсестра была слишком миловидной, чтобы проводить эти несколько минут наедине со стаканом кофе.
***
Мелинда выдохнула сизое облако дыма и со свистом рассекла его смычком. Было поздно — возможно, уже даже рано — и в квартире хозяйки этажом ниже больше никто раздраженно не сбавлял громкость на телевизоре во время рекламных пауз, а значит, миссис Хадсон уснула, не услышит сигаретной горечи, и так — об этом не стоило беспокоиться.
Скрипка осталась стоять облокоченной о пустой книжный шкаф, конверт с фотографиями картины Майкрофта остался лежать на кресле Ватсона. Мелинде не нужно было снова с ними сверяться, чтобы отчетливо помнить яркую желтизну густых подтеков краски.
ШЕРЛОК
Вывод уже давно был очевидным, и приход брата послужил тому лишним доказательством: Мориарти были нужны «Чертоги», срочно, и отступать он не намеревался. Состоянием на сейчас он испробовал уже пять разных способов. Во-первых, он раскопал всё на саму sher_lock — её работу, её методы, её настоящее имя, её заказчиков, но тихий шпионаж в сети ни к чему не привел. Он вышел на связь с ней, откровенно демонстрируя своё превосходство и пытаясь подтолкнуть к неосторожности, к трусливому бегству в «Чертоги» в поисках информации — это два. Третье — серийный убийца. Мелинда была уверена, что сам Джим Мориарти рук в крови не марал и отнести по меньшей мере три женских трупа непосредственно на его счет не могла, как не могла и точно определить связи moriarty с убийцей: он его нанял или только вышел на след, диктовал ему, что стоило делать, или просто пользовался плодами чужого зла, вплетая в него своё? Какой бы ни была правда, в этом присутствовала логика: Холмс стремилась поймать маньяка и наипростейшим путем было бы выйти на того, кто уже обладал о нём неоспоримо точной информацией. Мориарти сообщил о том, что оставил для Мелинды подарок за полтора часа до того, как тело обнаружили случайные прохожие. В-четвертых, он попытался надавить на Майкрофта запугиванием тем, что вычислил Шерлока, и тем, что обладал достаточной сноровкой и решительностью раструбить о своей находке кому угодно, но в первую очередь, ведомству М и его прямому работодателю. Вот только здесь Мориарти обнаружил пробел в своей осведомленности. Он не допускал, что Майкрофт мог банально не знать. Именно это и означало его «Маленькая врунья.» А сообщение было одним из множества проявлений пятого способа — он постоянно следил за Мелиндой, подсматривал за ней в старой квартире, следовал за ней на улицах, взламывал сотовые окружающих её людей, так подслушивал и так выходил на связь. Вот только ни один из используемых им способов выйти на Холмс не давал ей возможности отследить его по его же следам — тех просто не оставалось.
Она не могла не признать изобретательности Мориарти и не восхититься его мастерством и упорством в намерении заставить её запустить поисковые протоколы «Чертогов» и вместе с этим обнаружить их ему. Он не был ни простым, ни банальным, ни скучным, ни пресным. Противостояние ему захватывало. Холмс не могла не согласиться: «Это заводит».
Она глубоко затянулась, неторопливо выдохнула, складывая губами медленно взмывающие к потолку дымные кольца, и рассекла их смычком. Её тело взбудораженно вибрировало так, как давно не отзывалось даже на редкой чистоты шестидесятипроцентный героин, пущенный по вене. Энергия в ней требовала выхода, нужно было только задать правильное направление. Что Мелинда знала о Мориарти кроме его образования, не законченного из-за выходки, единственной целью которой было привлечь внимание деньговитых заказчиков? Что он имел выход на брикстонского убийцу — прямой контакт или только подглядывал со стороны — и это нужно было проработать. Помимо того, что душителя, безусловно, следовало как можно скорее остановить, он мог оказаться потенциально полезным в противостоянии с Мориарти. Это возводило дело о трех задушенных молодых женщинах в высочайшую степень важности. Именно на нём Холмс собиралась сконцентрироваться. Она подскочила с кресла, отбросила смычок, сунула сигарету в угол рта и направилась в свою спальню. Действовать нужно было немедленно.
Первую жертву звали Шеннон Грэйс, ей было двадцать, она красила волосы в пепельно-светлый, носила в сумке газовый баллончик и разноцветную коллекцию ярких марок ЛСД. Её нашли ранним утром вторника, четвертого сентября, в самом конце Риджуэй-Роуд у ворот одного из гаражей под железнодорожной эстакадой. Холмс не привлекли. По отпечаткам на пакете с наркотиками, очевидно предполагавшихся для продажи, а не собственного употребления, нашли сутенера и дилера Шеннон. Его арестовали по подозрению в убийстве и приволокли в участок, где Лестрейд так запугал его потенциальными двадцатью пятью годами в тюрьме, что тот в качестве алиби выложил чистосердечное признание в том, что в момент убийства Шеннон в двадцати километрах от Риджуэй-Роуд вместе с двумя подельниками грабил круглосуточный магазин.
Лили Уэбб, второй убитой, было тридцать пять, она была натуральной эффектной блондинкой, матерью двух сыновей-подростков, для которых своим телом и алиментами от первого мужа смогла обеспечить школу-пансион на северной окраине Лондона. Она не пила, пыталась бросить курить и, судя по её электронной почте, намеревалась радикально изменить жизнь — ей пришло письмо-подтверждение о приеме на работу администратором в тренажерный зал. В поисковой истории её браузера значилось несколько десятков просмотренных квартир, сдаваемых в аренду недалеко от школы её сыновей. Лили обнаружили двадцать девятого сентября возле Байторн-Стрит, за высоким металлическим ограждением, отделяющим жилые дома от пролегающих через район железнодорожных колей. Тело пролежало там трое суток и порядком пострадало от изменчивости лондонской погоды — мокло под дождями и распаривалось под солнцем, но причина смерти осталась очевидной — удушение. Как очевидными даже для Лестрейда оказались и параллели с делом Шеннон Грэйс, по которому инспектор успел безуспешно отработать ещё полдесятка подозреваемых.
Обе были невысокими, но фигуристыми, полноватыми, носили цветастые платья и длинные яркие ногти, на обеих были шарфы, которыми их и удушили, обе работали проститутками в Брикстоне и обеих нашли мертвыми далеко от их точки. Этого инспектору было достаточно, чтобы заподозрить серийность и наконец обратиться к Мелинде.
К этому моменту Шеннон Грэйс уже была похоронена, её комнатка в доме, который она снимала вместе с шестью другими девушками оказалась убранной и сданной новой квартирантке; находящийся в заключении в ожидании суда за ограбление сутенер Шеннон отказался говорить, а её мать-алкоголичка хоть и пыталась что-то бормотать, ничего связного и релевантного издать так и не смогла.
Место обнаружения Лили Уэбб ей удалось изучить до того, как вокруг него сняли оградительную полицейскую ленту, а саму Лили — осмотреть в морге. Вещи убитой достались Холмс уже после экспертов-криминалистов скомканными, перепачканными порошком для снятия отпечатков, в таком же состоянии оказалось и жилье, когда Лестрейд провел туда Мелинду.
Этим утром она успела оказаться на месте обнаружения третьей убитой до того, как все следы были окончательно затоптаны. Эта жертва была брюнеткой, но носила светлый длинноволосый парик, которого при ней не обнаружилось. Длинные, остро заточенные ногти ярко-желтого цвета с россыпью стразов были наклеенными поверх своих коротко отстриженных и не накрашенных. Куртка и ботинки были дороже и ухоженней остальной одежды — цветастой джинсовой юбки, узорчатой блузки с глубоким вырезом и несколько раз старательно зашитых капроновых колготок — низкого качества и, вероятно, купленной в магазине подержанных вещей. В сумке у неё было два мобильных телефона; на том, что дороже и которым весьма бережливо пользовались несколько лет, входящие сообщения адресовались Эмили; на том, что дешевле, новее, но с треснутым экраном — Барбаре. Она, очевидно, занималась проституцией не так давно, пришла к этому от безысходности, остро это ненавидела и тщательно скрывала. Судя по следам пасты шариковой ручки на ребрах её ладоней и следам на кистях, у Эмили была другая, дневная работа где-то в офисе, которую она проводила за столом, работая над бумагами.