Почти целый день шел дождь, вечер был сырым и прохладным, но вот компания добралась до кабаре, и розовый свет, светивший сквозь квадратики оконных переплетов, пообещал им тепло и вкусную еду. Друзей было шестеро, и они все уместились в одной карете. Карету они отослали ждать под свод перехода, соединявшего площадь с улицей, а сами отправились в кабаре. Кроме де Лоррена и д'Эффиа, там присутствовали братья Ла Жумельер, де Сен-Форжа и некий Ловиньи, лейтенант гвардии герцога, который очень нравился маркизу д'Эффиа. Все находились в прекрасном расположении духа, в том числе и Адемар, которого шевалье вызвал из Сен-Жермена, находя, что он слишком там загостился.
— Если бы от твоего пребывания там был хоть какой-то толк! Но ты ведь не напал на след чудесного бриллианта? В таком случае я не понимаю: почему тебя оттуда не вытянешь?
— Я там живу! И поверь, мне там хорошо и приятно.
Драгоценный шевалье не мог в это поверить. Тем не менее так оно и было.
В доме Шарлотты, рядом с Шарлоттой Адемар обрел жизнь, которой у него никогда не было, жизнь, ничуть не похожую на ту, что он вел в Пале-Рояле, в Сен-Клу и, само собой разумеется, в Версале. Это была будничная жизнь, в ней не было шума и беспокойства, нескончаемых разговоров о цвете перьев на шляпе и фасоне нового наряда. Здесь одевались гораздо проще, хоть и не без изящества, но при этом не привлекая к себе изумленных и недоуменных взглядов соседей. Адемар перестал думать даже о желтом бриллианте, который так долго занимал его мысли, он принял версию Шарлотты: барон де Фонтенак, вполне возможно, привез из Индии какие-то камни, но давным-давно по каким-то причинам с ними расстался. На свою беду, граф никак не мог примирить с этой версией де Лоррена, тот по-прежнему стоял на своем, как кремень, и без конца докучал ему. Не слишком ли часто? Наверное, слишком, потому что Адемар все охотнее вспоминал о возможности отдохнуть в Сен-Жермене.
Сен-Жермен его радовал хорошо налаженной домашней жизнью: целый дом вместо двух тесных комнаток в Пале-Рояле, нарядная розовая спальня, где он чувствовал себя так уютно и где Шарлотта расставила все так, как ему нравилось; лакомые блюда Матильды и великолепное вино из погреба, за который отвечал знаток Мерлэн; долгие беседы с мадемуазель Леони, умевшей как никто развлечь собеседника; игра в шахматы с господином Исидором, который продолжал гостить в Сен-Жермене, так как до завершения каталога было еще весьма далеко. Адемар охотно подменял мадемуазель Леони, помогая Исидору, сидел и писал вместо нее. Знал бы он, что сидит на том самом бриллианте, который уже привык считать несуществующим! И еще ему нравился этот дом, потому что там была Шарлотта — да, Шарлотта, и с ней он любил совершать прогулки и болтать в уголке у камина или в саду. Она относилась к нему как к старшему брату, а не как к мужу, а он, не слишком расположенный к утехам плоти, тем более после того, как вкусил содомского греха, находил чрезвычайно приятной возможность любить кого-то платонически. Платоническая любовь не утомляла плоть и радовала душу.
Обитатели особняка Фонтенаков тоже привыкли и привязались к Адемару. Он уже не был им в тягость, и мало-помалу разобравшись, какие беды грозили молодому человеку в той порочной жизни, какую вели друзья герцога, все беспокоились, когда он уезжал, и торопили его с возвращением, опасаясь, как бы он не проиграл то немногое, что у него осталось после продажи особняка в Париже и наследственных земель. Адемар, к несчастью, оставался страстным игроком и чаще проигрывал, чем выигрывал, и мирный безик[33] и шахматы не могли заменить ему напряжения хоку и фараона. Шарлотта, заплатив уже несколько его долгов, по счастью не слишком больших, не могла быть спокойна за его будущее.
Филипп де Лоррен благодаря острому чутью догадывался о происходящих в друге переменах и решил на некоторое время не втягивать Адемара в особенно сомнительные похождения. Однако вовсе не потому, что щадил его, а потому, что не хотел выпускать Адемара из рук, не хотел отдаляться от дома Шарлотты, чувствуя, что дом продолжает хранить свою тайну.
Поэтому в этот вечер он решил устроить сначала веселую пирушку у Куафье, а потом отправиться в Оперу полюбоваться ногами танцоров. Кабаре было известно уже полвека. Поначалу в заведение стекались любители хорошеньких девушек и хорошего вина. В него охотно захаживали господа поэты, завсегдатаи салонов прециозниц[34] в Марэ.
34
Последовательницы прециозной литературы — элитарно-аристократического направления в литературе французского барокко XVII в. (Прим. ред.)