Шарлотта и король стояли друг напротив друга в молчании. Наконец король улыбнулся.
— Невероятное сходство! Если бы мне сказали, что вы дочь графини де Лавальер, я бы поверил сразу... И тогда вы бы уж точно были моей дочерью. Должно быть, где-то во тьме веков существовала связь между вашими семьями. И мне это приятно. Сядьте, — прибавил он и указал на одно из кресел, стоявших возле камина.
— Но, сир...
— Садитесь. Будьте послушны и не возражайте... Один-единственный раз. Украдем несколько мгновений у госпожи Истории и вообразим себя теми, кем, вполне возможно, не являемся. Боже мой, как вы бледны! Бонтан! — позвал король, не повысив голоса, зная, что верный слуга где-то поблизости, и действительно, Бонтан появился в ту же секунду.
— Ваше величество?
— Принесите нам горячего шоколаду. И скажите мадам де Монтеспан, что она может возвращаться к себе. Вы сами отведете к ней мадам де Сен-Форжа через несколько минут.
Они снова сидели и молчали. Людовик смотрел на Шарлотту с улыбкой, а она не знала, что сказать. Она и в самом деле заледенела, и от горячего шоколада, который им тут же принесли, ей стало лучше. Наконец король поставил на столик свою чашку.
— А теперь вернемся к тому, что вас привело ко мне сегодня вечером. Вы хотите, чтобы я подарил жизнь этому молодому полицейскому?
— О да, сир! Почему он должен умирать из-за меня...
— Вы его любите, я полагаю?
— Больше самой себя и...
— Хорошо. Он будет жить...
Глаза Шарлотты наполнились слезами.
— О, сир! Чем я могу отблагодарить Ваше величество? Ваше величество возвращает к жизни и меня... и...
— Не спешите. Я могу вам только пообещать, что его не казнят, но не более того. Он останется в тюрьме до смерти.
Радость Шарлотты чуть было не погасла, будто на свечу подул неожиданный ветерок.
— Что касается господина де Лувуа, хранителя многих государственных тайн, то мы доверим ему еще одну. Мы прикажем ему хранить тайну исповеди мадам де Фонтенак, и это навсегда обезопасит вас от его посягательств. Дерзнуть домогаться дочери короля — это дорого ему обойдется! Что вы на это скажете?
— Скажу, что бесконечно благодарна Его величеству...
Она замолчала, не отрывая глаз от пламенеющих углей камина. Вечное заточение... Она никогда не увидит Альбана. Ну разве что каким-то чудом ей удастся помочь ему бежать... Правда, из королевской тюрьмы никто и никогда не совершал побегов. Как ни крути, она все равно разбила ему жизнь и послужила причиной его несчастья. Какое же пусть слабое, но утешение может она для него найти? И вдруг ей пришла в голову неожиданная мысль.
— Могу ли я попросить соизволения выйти за него замуж? Пусть только на три короткие минуты, но я буду его женой!
— Нет.
Видя, как болезненно исказилось лицо Шарлотты, какая печать безысходности омрачила его, король объяснил:
— Смертная казнь и пожизненное заключение предполагают конфискацию имущества... осужденного, а стало быть, и имущества его жены в пользу короны. На что вы будете жить? Ожидание может быть долгим.
Шарлотта раскрыла глаза, пытаясь понять, что же такое имел в виду король. Людовик снова улыбнулся:
— Жестокая игра затянулась. Но я хотел понять, какова сила вашей любви. Когда я сказал, что он останется в тюрьме до смерти, то я имел в виду не смерть господина де ла Ланда, а смерть господина де Лувуа. Но не в том случае, если вы устраните господина де Лувуа на будущей неделе. О! Уж не собираетесь ли вы лишиться сознания?
Сама не своя от волнения, Шарлотта покачнулась в кресле и, если бы не спинка, наверняка бы упала. Король спросил ее погромче:
— Вы меня поняли?
— Да, сир, но мне стало так страшно! Хоть я и, ненавижу месье де Лувуа, но и на его жизнь я никогда бы не посмела посягнуть. Я буду ждать... Столько, сколько потребуется, тем более если теперь я буду ограждена от его посягательств...
— Я вам сказал, каким образом мы оградим вас от них. А в приговоре молодому человеку будет сказано следующее: держать в заключении, доколе на то будет воля короля.
— Сир! Вы вернули меня к жизни! Вот только...
— Что еще?
— С позволения Вашего величества я осмелюсь сказать! Я не сомневаюсь, что господин де Лувуа будет весьма разочарован, не увидев, как падает с плеч голова его врага. И он — уж я-то могу судить об этом, как никто другой, — может самостоятельно распорядиться судьбой узника королевской тюрьмы. Я, к примеру, слышала, что в Венсенском замке есть камера, о которой говорят, что она «действеннее мышьяка». Так вот, я боюсь...