На следующее утро де Лувуа явился к утреннему выходу короля, он был бледен и, судя по усталым глазам, провел бессонную ночь. Он с явным нетерпением дожидался конца нескончаемого церемониала, в который Людовик превратил свой утренний туалет, сделав его ритуалом. Король заметил беспокойство своего министра и, покидая спальню, кивком пригласил следовать за собой.
— Вы скверно выглядите, — сказал Людовик, нимало не заботясь, чтобы приглушить голос: четкий шаг сопровождавшей его охраны помешал бы услышать любой королевский разговор. — Что за дурную весть вы привезли?
— В самом деле дурную. Дама, о которой шла речь, сбежала.
— Когда?
— Не знаю. В последний раз я был там неделю назад и не могу сказать точно, когда это произошло. В доме настежь открыты двери и окна, и в нем нет ни души.
— А ведь сейчас зима. Я полагаю, что в вашем охотничьем домике были слуги?
— Они исчезли. И самое странное, что ничего не украдено.Если де Лувуа был бледен как полотно, то Людовик пламенел огнем.
— Поздравляю! Вам остается только одно: рассказать все де ла Рейни. Если есть на свете человек, который способен ее отыскать, то это он. Но вы мне ответите за все, и молитесь богу, чтобы с ней не случилось ничего дурного!
Де Лувуа отличался вспыльчивостью и терпеть не мог, чтобы с ним обращались бесцеремонно, такого он никому не прощал, даже королю. Он вскипел и уже не обращал внимания, где он находится и с кем говорит:
— Что с ней может случиться дурного? Ясное дело, ее похитили. Поклонник, достаточно богатый, чтобы купить...
— Извольте замолчать. Помните о том, где вы находитесь! Делайте что приказано, и не возвращайтесь, пока... Ах, мадам де Ментенон! Вы хорошо спали?
К королю подходила вышеупомянутая дама, держа в руках молитвенник, за нею следовали ее духовник и ее племянница. Де Лувуа в ярости развернулся и направился к Лестнице королевы. Спеша вниз, он споткнулся о собственную трость, с помощью которой маскировал легкую хромоту, последствие давнего падения с лошади, и наверняка бы растянулся во весь рост, если бы не спасительная поддержка мощной руки дежурного швейцарца, восстановившего его равновесие. В благодарность швейцарец заслужил злобный взгляд, после чего де Лувуа спустился по лестнице с предельной для своей хромой ноги скоростью, сел в карету и крикнул кучеру: «В Шатле!»
Король приказал ему увидеться с де ла Рейни, и он отправился в Шатле, чтобы встретиться с ним. Де Лувуа любил подчеркнуть свою покорность и исполнительность, потому что на самом деле не считал для себя обязательным ни то, ни другое. И еще он хотел, чтобы итогом розысков главного полицейского стало мертвое тело. Воистину, подобная развязка была бы отнюдь не худшей. Время до того неблагополучно, что разбойника можно встретить на каждом шагу, и молодая женщина, блуждающая по лесу темной ночью, всерьез рискует жизнью. В общем, министр желал, чтобы де ла Рейни или совсем не нашел Шарлотту, или нашел ее мертвой. Себя же он старался уверить в том, что произошло похищение. Мерзавка настолько хороша, что соблазнит любого, он сам тому пример. Но, если ее похитили, в Версале ее больше не увидишь, а это как раз то, что надо. Если же ее не похитили, то он снова возвращался к своему первоначальному пожеланию: мертвое тело, найденное в какой-нибудь чаще... При необходимости можно и помочь...
Де Лувуа ощутил чуть ли не облегчение, когда в Шатле с должным почтением и к его должности, и к его персоне сообщили, что господин главный полицейский уехал, не сообщив, куда и надолго ли. Это не помешало министру разгневаться, обвинив полицию в разгильдяйстве, потому что начальник обязан находиться на месте, когда к нему возникают срочные вопросы! Он отверг помощь дежурного офицера — им в этот день был Альбан Делаланд, — заявив, что величайший министр, каковым он является, может иметь дело только с высшим начальством. В завершение де Лувуа приказал, чтобы де ла Рейни, как только вернется, немедленно отправлялся к нему в Версаль. После чего он ушел, не прощаясь, и громко хлопнул дверью, которую не успели перед ним распахнуть.
— Какая муха его укусила? — поинтересовался Дегре, вернувшийся как раз в эту минуту и чуть было не столкнувшийся с разгневанным министром.
— Могу тебе только сказать, что он желал немедленно видеть патрона, которого, как только он вернется, я должен тут же отправить в Версаль. Что касается остального, я знаю не больше, чем ты.
— А где наш главный?
— В Сен-Жермене, я думаю. В последнее время он все больше молчит. Его можно понять: двойное убийство в особняке Фонтенаков кого хочешь лишит покоя. Кроме слуг, чьи показания ты читал, никто по соседству с домом, где творилось такое, ничего не видел и не слышал! А ведь туда прискакал десяток человек на лошадях, и не заметить их могли только глухие или слабоумные. Однако никто и ничего не заметил!