И чем больше вглядывался ученый в лицо Гарримана, тем яснее ощущал за ним то богатство его существа, которое оно отражало.
Опытный глаз френолога несколько смутился бы, правда, строением его черепа, как будто на первый взгляд не совсем европейского в некоторых из своих частей, но остававшимся тем не менее благородным и гармоничным по конфигурации. Открытый чистый лоб свободно переходил в тонкие линии носа, изобличавшего нервную впечатлительную организацию. Верхняя губа была чуть-чуть вздернута, обнажая по временам перламутровый ряд прочных, отлично сидящих зубов. Подбородок, несколько заостроенный, придавал лицу что-то женственное, но то обстоятельство, что он выступал и базировался на прочных контурах нижней челюсти, доказывало, что владелец его отменно упрям.
Весь костный рельеф пластически вырисовывался. Затылок, крепкий и ровный, переходил в линию шеи, которой залюбовался бы художник.
Тело — крепкое и гибкое, с легким налетом бронзы, как это бывает у тех, кто проводит большую часть дня на солнце, с мускулами, скрытыми под легкими покровами, облекавшими превосходные рычаги скелета.
Все в Гарримане являло нервность, силу и какую-то удивительную гармонию его существа.
Но что больше всего поражало фон-Вегерта в Гарримане, это — глаза.
По временам они ярко горели, иногда мерцали тихим ровным сиянием. Но всегда темная синева их искрилась огоньками, словно изнутри языки пламени лизали хрустальные поверхности, окруженные тенью, увеличивавшей разрез глаз, который сам по себе был особенный. Стрельчатые изогнутые брови при длинных ресницах придавали его лицу несколько хищный характер.
— Сэр! — вдруг нерешительно произнес Гарриман,
Фон-Вегерт, раздумывавший о том, много ли времени и усилий придется потратить на то, чтобы приучить этот а молодого звереныша ко всем условиям культурной жизни, вскинул глаза и вопросительно оглядел своего воспитанника.
— Сэр, вы сказали мне по поводу случившегося со мной сегодня: «Все открытия и изобретения, которые сделаны людьми — сделаны случайно».
— По большей части — случайно, сказал я.
— Но…
— О, это совсем не значит, что один только случай является причиной прогресса… Но вы знаете, что такое прогресс, Джон?
— Нет, сэр…
— Прогресс, мой милый, есть движение человечества 15ли отдельного человека вперед к новым формам жизни путем отказа от старых. Если вы, например, осознаете все дурные стороны вашего прежнего существо- ван?:^, то одновременно у вас возникнет потребность изменить вашу жизнь. Этим самым вы содействуете не только личному, но и общему прогрессу. Вы понимаете?
— Да, сэр…
— Так вот, не один только случай является условием прогресса, т. е. какого-нибудь открытия или изобретения человеческого разума в какой-либо области человече- CKof? жизни. Прежде всего здесь необходимы три данных: здравый смысл, риск и интуиция. И первое, и второе у вас есть… Кажется, есть и третье.
— Инту…
— Да, интуиция.
— Что же это такое?
— Что это такое? Этого и я не знаю, малыш. Это те дрожжи, от которых подымается тесто. Поэты называют и?: вдохновением, ученые — гением, священники — наитием, финансисты — молниеносным расчетом.
— И вы говорите, что у меня есть такие дрожжи?
— По-видимому… Берегите свой здравый смысл, Джон. Он вам пригодится в жизни больше, чем что-нибудь. Помните, что его можно и потерять. Ну, а риска вам беречь нечего, — у вас его хоть отбавляй.
— Это верно, — улыбаясь, согласился Гарриман.
— Сколько вам лет, Джон?
— Судя по тому, что говорит Водслей…
— Что же он говорит?
— Видите ли, сэр, он всегда называл меня «пятнадцатилетним болваном».
Ученый рассмеялся.
— Что же! В известном смысле ваш Водслей может быть и прав. Он ведь стар. Поэтому он опытнее вас, его отношение к окружающим явлениям жизни, т. е. уменье наблюдать, острее и сильнее вашего. Он больше видит, Гарриман, и больше слышит, хотя ваши глаза более зорки, а уши более чутки… Может быть, вы и умнее его, но его ум более практичен, более приспособлен к жизненным требованиям… Поэтому-то ему и представляются ваши поступки и ваши слова иной раз в таком печальном свете. Но это не должно вас смущать. Все придет со временем.
— О, сэр! Теперь только я вижу, как мало я стою!.. В первый раз я слышу то, что вы говорите!