Устав от ненужных сведений, я довольно резко спросил:
– Ну и что?
– Как это? – возмутилась старуха. – Чего глупость спрашиваешь? Не успела она на тот свет перекинуться, как в квартиру Беата въехала, и что вышло? А? Нет, точно дьявольское место! Надо бы батюшку позвать и молебен заказать.
– Вы лучше вспомните, о чем Беата говорила со своей гостьей, – потребовал я.
Евдокия Петровна попыталась сосредоточиться и довольно связно передала диалог, подслушанный под дверью.
– Случайно вышло-то, – оправдывалась она, – сумки руки оттянули, вот и встала у чужой квартиры. Мне бы и в голову не пришло любопытствовать, что у людей происходит.
Я кивал, пытаясь сохранить на лице самое милое выражение. Похоже, Евдокия Петровна, как все женщины, никогда не упустит возможности сунуть нос в чужие дела.
– А уж как я перепугалась, когда она Беату убить пообещала! – квохтала бабуля. – Откуда только силы взялись, мигом на свой этаж взлетела.
Ага, наверное, решила, что сейчас дверь распахнется и разъяренная соседка, обнаружив на коврике прильнувшую ухом к замочной скважине Евдокию Петровну, надает ей зуботычин.
– Значит, последнее, что вы слышали, была фраза про убийство?
– Точно, – ответила информаторша и перекрестилась.
– Почему же вы решили, что это Беате грозят? Людей-то вы не видели, вдруг, наоборот, девушка будущую свекровь пугала?
– Э, милок, – напряглась старушка, – ну не совсем же я из ума выжила! Соображение имею, по голосу скумекала. Один бодрый такой, высокий, а другой глухой, с кашлем. Нет, пожилая грозила, да с таким чувством, меня аж до костей пробрало!
– Больше ничего не вспомните?
– Нет, милый, – покачала головой Евдокия Петровна, – убегла от греха к себе. Да, собака как раз залаяла. Бабы на секунду свариться перестали, так пес загавкал, ну я и подхватилась.
– У Беаты жила собака?
– Нет.
– Тогда кто лаял?
– Сама удивилася сначала, а потом докумекала: небось убийца с шавкой пришла.
Я встал, поблагодарил за чай, вышел в прихожую и, завязав ботинки, уточнил еще раз:
– Твердо уверены, что лай несся из квартиры Беаты? Может, у соседей песик «разговаривал»?
– Так у нас в подъезде ни одной собаки, – быстро пояснила Евдокия Петровна, – кошки здеся, а в тридцатой попугайчики. Идешь по лестнице, остановишься передохнуть, а они так бойко чирикают, прямо музыка.
Да уж, похоже, самое любимое занятие бабули – это напряженно вслушиваться в звуки, доносящиеся из квартир соседей.
На улице похолодало еще сильней. Подняв воротник, я порысил за угол дома. Интересно, каким образом Нора хочет оправдать Соню? На мой взгляд, и Катя, и Евдокия Петровна дали просто убийственные для Чуевой показания! Единственное, что мне непонятно, это откуда в квартире Беаты взялась собака и куда она делась потом.
Лоток с газетами стоял не у дома, а чуть поодаль, на перекрестке. Я подошел к торговке и, приветливо улыбаясь, спросил:
– Простите, вы Лена?
Женщина подняла голову:
– И чего?
Она походила на гору, вернее, на холм, низенький и толстый. Рост газетчицы почти совпадал с объемом талии. Неожиданно Лена стащила огромную варежку, на свет показалась маленькая, совсем детская ладошка, и до меня внезапно дошло: она не полная, просто из-за холода нацепила на себя куртку, а сверху еще натянула безрукавку из цигейки.
– Что вам надо? – шмыгнула носом продавщица. – Газету или журнал?
Чтобы расположить ее к себе, я вытащил сторублевую банкноту и попросил:
– Наберите изданий на эту сумму.
Обрадованная женщина зашуршала бумагой, потом спросила:
– Пакет дать?
– Сделайте милость.
– Тоже мне милость, – фыркнула баба, – пять рублей гони, и все дела.
Я вынул монетку, протянул ей и поинтересовался:
– Как бизнес идет?
– Нет никого, вы первый, народ от холода дома прячется.
– Зачем вы тогда стоите?
– Хозяин велит, ему наплевать, что мороз, если не выйду, денег не даст, а нам с дочкой жрать надо.
– И сколько получаете?
– Семьдесят рубликов за смену.
Я вновь открыл кошелек, снова добыл оттуда розовую бумажку и положил ее на газеты.
– Это что? – напряглась Лена.
– Берите, премия.
Но бедная женщина твердо усвоила истину про сыр и мышеловку. Не прикасаясь к деньгам, она протянула:
– Что вам от меня надо?
– Да вы не бойтесь, – улыбнулся я.
– Что лыбишься, словно гиена, – неожиданно рявкнула Лена, – говори живо, в чем дело!