Комната Лиззи была уже переоборудована, начиная от веселых пышных занавесок, гармонировавших по цвету с обоями, до зеленого коврового покрытия на полу, музыкальной лампы и шторок в горошек над ее кроваткой. При каждом возвращении Сары из Нью-Йорка Лиззи ждали маленькие подарки и горячие объятия, а на день рождения ей достались огромная связка воздушных шариков, специальный именинный пирог и игрушечный сенбернар в натуральную величину, который встал на стражу в углу комнаты. Джеффри был глубоко тронут искренней привязанностью между Сарой и девочкой. Иногда он сидел в стороне, наблюдая, как они чем-нибудь занимаются, склонив друг к дружке головы с почти одинаково золотистыми волосами, и улыбаются равно милыми улыбками, так что ему с трудом верилось, что Лиззи не родная дочь Сары.
Тогда Джеффри одергивал себя, напоминая, что так не должно быть, и мысли его при этом омрачались.
С каждым днем, с каждой неделей в нем росло убеждение, что Сара нужна ему. Он никогда не ощущал такой эмоциональной полноты, как в то время, когда они были вместе. Разумеется, присутствие Лиззи частично удовлетворяло его потребность в тепле и ласке, но — это было нечто другое. Как бы мужчина ни желал посвятить свою жизнь благополучию ребенка, ему нужна была женщина.
Но Сара принадлежала ему лишь наполовину, и эта половина была его на слишком короткое время. Поймет ли он ее когда-нибудь? Временами она казалась такой счастливой с ним, однако регулярно садилась в самолет и летела в Нью-Йорк. Интересно, оказавшись в Нью-Йорке, вспоминала ли она время, проведенное с ним, с неприязнью? Или ценила эти часы во имя своего бизнеса?
И еще были ночи, после которых они говорили друг другу вежливые слова и расходились каждый своим путем. Случалось, что он сомневался в правоте своих поступков, но, тем не менее, каждый раз оказывался на пути в гостевое крыло. По ночам, всегда по ночам, и всегда в ее комнате. Тщетны были его слабые попытки убедить себя, что ей не может быть места в его постели, а, следовательно, и в его сердце! Но, черт побери, она уже была там! И потом, она отвечала ему с такой готовностью, с таким желанием — настолько похожими на любовь, что могли бы вызвать зависть у любого мужчины, — но все это происходило неизменно в темноте, где раздавались лишь вздохи и стоны наслаждения, и ни разу не прозвучали слова любви. Может быть, в те моменты она думала о другом? Нет. Сара выкрикивала его имя не реже, чем он — ее. Тогда что же творилось в душе Сары, когда он сжимал ее в объятиях? Что она думала о будущем?
Вопреки своим первоначальным намерениям Джеффри все больше вовлекал, ее в свою жизнь. Он обещал, что о Лиззи будет заботиться няня, однако каждый день они проводили с малышкой не меньше времени, чем родители со своими детьми. И за этой первой вечеринкой последовали другие встречи и приемы — то вечер в клубе, то театральная премьера, то ужин в одном из самых изысканных ресторанов Сан-Франциско. И Сара участвовала в них безропотно. Возможно, она так поступала просто в интересах ребенка, как он ее об этом и просил? Но она казалась такой счастливой!
Он обращался мыслями в прошлое, к той восемнадцатилетней девушке, на которой женился. Тогда он увидел в Саре обещание тепла, дома и семьи. Теперь, каковы бы ни были ее мотивы, она олицетворяла в его глазах все те же ценности. Он не мог бы желать большего, ему недоставало одного — их реальности. Он договорился с ней об исходе их сделки, который теперь внушал ему страх. Этот оговоренный срок дамокловым мечом нависал над его счастьем. И Джеффри совершенно не представлял, что ему делать.
Рождество прошло восхитительно мирно. Лучшим в этом празднике для Сары оказалась возможность провести целую неделю с Джеффри и Лиззи, о чем она позаботилась в Нью-Йорке. Коттедж был переоборудован и находился в рабочем состоянии: впервые Сара смогла перемещаться из дома на работу без помощи самолета.
И она полностью оценила эту роскошь, так как беспрестанные переезды стали утомлять ее. Сара устала. Часы безделья, которые она проводила в полете, занятые лишь размышлениями о том, что с ней будет, когда всей их затее придет конец, едва ли прибавляли ей душевного спокойствия. В обществе Джеффа и Лиззи она испытывала величайшее счастье, решительно отбрасывая все мысли о будущем. В течение недели перед Новым годом она наслаждалась этим счастьем в полной мере.
Именно в один из таких вечеров, когда Лиззи спала, а они сидели рядом на диване в комнате перед камином, Джеффри повернулся к ней и окинул задумчивым взглядом.
— Ты бы не хотела встретить Новый год вдвоем, только я и ты? — тихо спросил он.
— Разумеется. Почему бы мне быть против?
— Не знаю. В последнее время ты сделалась такой светской.
— Не совсем в последнее время, — мягко поправила Сара. — Ты просто не видел меня в последние несколько лет.
— Но тебе явно доставляет удовольствие бывать в обществе.
— Почему бы нет? У тебя такие милые друзья.
Он скептически изогнул бровь.
— Помнится, было время, когда ты терпеть их не могла.
— Тогда я была очень молодой и не имела даже капли уверенности в себе. Я была лишней и…
— Это было не так.
— Я чувствовала себя лишней, — спокойно поправилась она. — Это было действительно так. Я чувствовала себя неловкой, неуклюжей… — На секунду Сара замолчала, подумав, как уютно ей сейчас, когда она сидит, разговаривая со своим мужем. — Теперь все по-другому. Я… Мой бизнес… Мне больше не страшно.
Взяв Сару за руку, Джеффри стал изучать ее изящный силуэт.
— Это очевидно, хотя трудно сказать, на сколько справедливо твое представление о прежних временах. Но, — он поднял глаза, — не было бы тебе удобнее принимать их здесь? — Джеффри обыгрывал эту идею много дней и набрался смелости высказать ее вслух только теперь, когда между ними установилась теплая атмосфера.
— Конечно, — ответила она, глазом не моргнув. Сара знала то, что ему было неизвестно: в Нью-Йорке ей приходилось принимать гостей множество раз, и эта мысль придавала ей уверенности.
— Конечно? — криво улыбнулся он. — Даже так?
— А почему бы и нет? Что у тебя было на уме?
— Ужин.
Она вся засияла.
— Как раз моя специальность.
— Шутишь!
— Вовсе нет, я говорю серьезно. Скажи мне, чего тебе хочется. Ужин — на сколько человек?
Он испытующе посмотрел на нее.
— На тридцать.
— Тридцать?! Фью… Вот так ужин!
— Слишком много?
— Да нет. Для меня это не проблема. — Она задумчиво нахмурилась. — О, пожалуй, мы сможем взять напрокат столы и расставить их по несколько штук в разных комнатах.
— Так разве можно?
Сара рассмеялась, уловив удивление в его голосе.
— Разумеется. А как же иначе справиться с такой массой гостей?
— Мы могли бы устроить буфет.
Сара наморщила нос.
— Буфет часто создает впечатление, что прием готовился наспех. Если мы собираемся давать ужин, все должно быть сделано как следует. Для этого события есть какой-нибудь особый повод или просто пришла твоя очередь?
— В твоих устах это звучит так бессердечно.
— Если ты организуешь ужин только затем, чтобы компенсировать приемы, на которые тебя приглашали, это звучит действительно бессердечно.
Он невозмутимо сжал ее руку.
— В таком случае могу заверить тебя, что это не так. Да, некоторых людей я хотел бы пригласить, так как они принимали меня в последние несколько месяцев. Есть и такие, с кем мы встречались в самое недавнее время. Но есть и те, с кем я хотел бы тебя познакомить, включая некоторых журналистов, которые могли бы сделать тебе некоторую рекламу как раз теперь, когда открылся, наконец, твой офис.
— Значит, это дебют? — Она протянула это слово, наполняя его скрытым юмором.
Джеффри широко улыбнулся.
— Можно назвать и так.
— И ты хочешь, чтобы все было готово… вчера? — Все тот же юмор. Сара была по- настоящему взволнована возможностью показать ему, что может играть теперь, по прошествии десяти лет, роль хозяйки.
— Середина января как раз подойдет, — заверил он, скрывая удивление за внешним оживлением. Неужели она действительно это сделает? Сможет ли?