— Да, сэр.
Мы с Картером в последний раз встречаемся взглядами, прежде чем он следует за Риггсом по коридору, вглубь клуба, где одному богу известно, что их ждет. Я с удивлением вижу, что все следы его прежнего гнева испарились. Вместо этого на его лице в равной степени застыли страх и надежда.
— Иди и приведи нашу девочку, — шепчу я, едва слышно под грохот басов. Его губы кривятся – не совсем улыбка. А затем, в мгновение ока, он исчезает.
ДЕВУШКА, которую Картер и Риггс втащили в дверь три минуты шестнадцать секунд спустя, может показаться незнакомкой. Ее рыжие волосы вьются, свисая вокруг исхудалого лица вьющимися клочьями. Ее кожа бледная, лишенная былого блеска слоновой кости. На блузке пятно от красного вина, а бретельки сползают с худых плеч. Она так похудела с тех пор, как я видела ее в последний раз, что могла бы сойти за скелет.
— Отпустите меня! — кричит она во всю мощь своих легких, когда они тащат ее в задний коридор, вцепившись в руки Риггса, как дикая кошка. Она еще не заметила меня, стоящую в тени с Вегой, но я знаю, что это лишь вопрос времени.
— Что, блять, ты себе позволяешь? Это просто смешно! Это нападение! Я вызову на ваши задницы гребаных копов!
— Хлоя, прекрати это дерьмо, — шипит Картер, обхватывая одну из ее рук кулаком, прежде чем ей удается выцарапать глаз. — Ты под кайфом.
— Я не под кайфом! — кричит она, ее глаза дикие. — Я просто развлекаюсь! То, о чем ты ничего не знаешь, поскольку все, что ты делаешь в эти дни, это сидишь и хандришь из-за девчонки, которой на нас наплевать!
Я вздрагиваю. Под этими словами скрывается боль. Боль, которую я причинила, оттолкнув ее. Волна вины, обрушившаяся на меня в этот момент, настолько сильна, что я едва не опрокинулась навзничь.
— Хлоя, просто прекрати... — начинает Картер, но она еще не закончила кричать.
— Это не мне нужно вмешательство. А тебе. Ты наркоман, старший брат. Ты просто не видишь этого, потому что твой наркотик не в таблетке или бутылке. Это девушка, с которой ты не можешь быть, и это, блять, убивает тебя. Не так ли?
— Хватит.
— Я согласна! Достаточно! — Она безумно смеется, запрокидывая голову назад и закрывая глаза, истощенные плечи вздымаются. Резкий переход от гнева к веселью настораживает. — Хватит шоу с Эмилией. Хватит твоей нелепой безответной любви. Просто... хватит.
Челюсть Картера напрягается, зубы сжимаются, чтобы сдержать слова, которые, я уверена, он хочет выкрикнуть ей. Но в этом нет смысла — она сейчас не в себе. Возможно, она даже не вспомнит об этом разговоре, когда придет в себя после того, что с ней случилось.
Они тащат ее все глубже в заднюю комнату, она брыкается и кричит всю дорогу, чтобы ее отпустили. Ее сапог на каблуке соприкасается с пустым бочонком и отправляет его вращаться, как серебряную верхушку. Раздается звонкий металлический стук, когда он ударяется о дальнюю стену. Этот звук вызывает еще один раунд ее смеха.
— Хлоя, ты можешь просто сотрудничать в течение пяти гребаных минут? — Картер ворчит, пытаясь удержать ее в вертикальном положении. Она обмякла в его руках. — Снаружи нас ждет машина.
Она откидывает голову в сторону, как будто даже не слышала его.
— Знаешь, что, Картер? Разбитое сердце – это пустая трата времени. Любовь вообще не настоящая. Чем быстрее ты это поймешь, тем счастливее будешь. — Слезы начали стекать по ее щекам, оставляя густые полосы черной туши. — Я никого не люблю, и никто не любит меня. И я счастлива. — Она произносит это слово со всхлипом – изломанный, искаженный звук. — Разве ты не хочешь быть счастливым, как я, Картер?
Господи.
Очевидная агония Хлои выжимает все нутро. Каждая слеза, которую она проливает, бьет меня как копье прямо в сердце. Не в силах больше наблюдать со стороны, я выхожу из тени.
Мои каблуки щелкают по склизкому полу, когда я иду к ней. Риггс бросает на меня предупреждающий взгляд, но я не обращаю на него внимания. Мое внимание приковано к девушке в объятиях Картера.
Ее руки небрежно свисают по бокам. Ее ключицы могли бы разрезать стекло. Под закрытыми ресницами непрерывно текут черные слезы. При виде их мне тоже хочется плакать, но я сдерживаю свои эмоции. Разваливание ничем не поможет.
Я останавливаюсь менее чем в футе от нее. Достаточно близко, чтобы, если бы она захотела, она могла бы вцепиться мне в лицо своим обломанным желтым маникюром.
Я очень надеюсь, что она этого не сделает.
Мое горло сжалось; трудно говорить из-за комка эмоций, застрявшего в нем.
— По-моему, ты не выглядишь очень счастливой, Хлоя.
Ее глаза открываются при звуке моего голоса. Ее зрачки настолько широкие, что почти проглотили светло-голубую радужку. Ей требуется минута, чтобы сфокусироваться на моем лице; ее одурманенные наркотиками клетки мозга пытаются осознать человека, стоящего в шести дюймах от нее. Когда она наконец узнает меня, ее слезы превращаются из медленной струйки в проливной поток.
— Э?
Я смаргиваю собственные слезы, слыша, как сокрушенно она произносит мое прозвище.
— Да. Это я. Это Э.
— Что ты здесь делаешь? — Она медленно моргает, сканируя меня с ног до головы остекленевшим взглядом. — Почему ты одета, как сексотка 1920-х годов?
Немного смеясь, я поднимаю руку и кончиками пальцев вытираю слезы с ее лица, делая все возможное, чтобы стереть самые сильные разводы туши.
— Я здесь, чтобы вернуть тебя домой, глупышка.
— Домой?
Я киваю.
— Я не хочу идти домой. Я ненавижу Хайтауэр. — Она говорит как потерянная маленькая девочка.
— Я не имею в виду Хайтауэр.
Она смотрит на меня, не понимая.
— Я хочу, чтобы ты поехала со мной домой. В замок, — мягко объясняю я. — Там твое место.
Она энергично трясет головой, отчего пряди волос хлещут по глазам.
— Я тебе там не нужна. Ты отослала меня.
— Я совершила ошибку. Я была обижена и зла и набросилась на тебя. Это неправильно, и это не оправдание... но иногда мы причиняем боль людям, которых любим больше всего, просто потому что можем. Просто потому, что нам нужен выход для нашей собственной боли. — Я держу ее лицо в своих руках, наклоняясь так, что наши лбы оказываются прижатыми друг к другу. — Видишь, ты была не права, когда говорила, что тебя никто не любит. Я люблю тебя. Ты слышишь меня, Хлоя Торн? Ты моя сестра. Ты моя семья. И я люблю тебя.
Она не отвечает. Не словесно. Но ее тело подается вперед к моему, и ее руки — такие опасно хрупкие, что мне хочется плакать — обвиваются вокруг моего тела. Она значительно выше меня даже на моих трехдюймовых каблуках, но она наклоняется, пока ее голова не ложится на мое плечо, и икает, всхлипывая, на моей шее.
— Ты пойдешь со мной домой? — спрашиваю я, убирая с ее лица прядь грязных волос. — Пожалуйста, Хлоя?
Наступает долгая тишина. Я думаю, что она может вообще не ответить. Но потом, своим потерянным голосом маленькой девочки, она просто пробормотала:
— Дом – это хорошо.
— Отлично, — выдохнула я, быстро моргая. — Тогда мы все пойдем домой. Вместе.
Я проигрываю битву с собственными слезами, когда мои глаза встречаются с глазами Картера над головой Хлои. Он и Риггс стоят в нескольких футах от нее, готовые вмешаться, если она снова начнет буянить. Но я почему-то знаю, что она этого не сделает. Даже выше, чем воздушный змей, даже эмоционально разбитая, даже в своем худшем состоянии... Хлоя не способна причинить реальный вред никому, кроме себя.
Спасибо, говорит мне Картер, и на его лице отчетливо проступают черты облегчения, когда он смотрит, как я ритмичными движениями глажу грязные волосы Хлои.
Все еще чувствуя себя неустойчиво балансирующей на грани приступа рыданий, я пытаюсь натянуто улыбнуться. Мгновение спустя его рот приподнимается, с одной стороны, чтобы вернуть ее.
К МОМЕНТУ, КОГДА я успела принять душ, переодеть Хлою в пижаму и уложить в постель, уже почти рассвело. Я закрываю дверь в ее комнату с тихим щелчком и прислоняюсь спиной к деревянным панелям, усталая до мозга костей.
— Она спит?
Я открываю глаза. Я потрясена, увидев Картера, прислонившегося к противоположной стене и наблюдающего за мной. Он выглядит таким же измученным, как и я. Я решила, что он отключился несколько часов назад.
— Без задних ног.
Он кивает.
— Она, вероятно, будет мертва для мира по крайней мере восемнадцать часов. Всякий раз, когда она уходит в запой, ей нужен целый день, чтобы прийти в себя. Иногда два.
— Если она проснется трезвой, мне все равно, сколько она проспит.