— Она проснется трезвой. — Он делает паузу. — Меня беспокоит, как долго она будет оставаться такой.
— Ну, мы просто должны убедиться, что она это сделает.
— Мы?
— Мы, — соглашаюсь я, глядя на него. — Мы оба нужны ей сейчас.
Картер не отрицает мои слова, но и не соглашается с ними.
Он просто откидывает голову назад к каменной стене и испускает глубокий, грохочущий вздох.
— Черт, я устал. Не думаю, что я когда-либо так уставал.
— Аналогично.
Мой висок пульсирует от приступа мигрени. Я тянусь вверх и вытаскиваю волосы из беспорядочного пучка, в который я их засунула ранее. Длинные волны свободно рассыпаются по плечам, немного облегчая боль в голове, и я удовлетворенно вздыхаю от этого ощущения.
— Ты выглядишь как дерьмо.
Я поднимаю брови и смотрю на прямолинейную оценку Картера.
— Ну, спасибо. Я и не знала, что должна выглядеть гламурно, вымывая шампунем засохшую рвоту и несвежее пиво из волос Хлои.
— Я не говорю о твоем наряде, — говорит он, осматривая меня с ног до головы, от выцветшей майки до простых черных леггинсов и серебристого металлического лака на ногтях. — Я имею в виду в целом. Когда ты в последний раз нормально ела? Ты кожа да кости, Эмилия. И я могу сказать по этим мешкам под глазами, что ты не спала. — Он колеблется, сузив взгляд. — Насколько плохи кошмары?
Плохи.
Так плохи, что я боюсь закрывать глаза по ночам.
Так плохи, что ты нужен мне здесь, чтобы отгонять самую страшную тьму, клубящуюся внутри меня.
Я отворачиваюсь.
— Это больше не твоя забота.
— Верно. — Его насмешка горькая. — Потому что я исчез из твоей жизни. Я чуть не забыл на секунду.
— Нет! Я не это имела в виду. Я просто...
— Ну и фиг с ним, с вопросом. Не волнуйся, я позабочусь о том, чтобы этого больше не повторилось.
Я впилась зубами в губы, желая, чтобы я не была такой уставшей. Хотелось бы, чтобы мои мысли и слова было легче выстроить и сформулировать. Хотелось бы, чтобы слезы не наполняли мои глаза в миллионный раз за сегодняшний вечер.
— Картер... — Мой голос пустой. — Я только хотела сказать... тебе больше не нужно беспокоиться обо мне. Не потому, что у тебя нет на это права, а... потому что я этого не заслуживаю. — Я не могу смотреть на него, когда произношу эти слова, поэтому вместо этого я смотрю вниз на свои босые ноги. — Это моя вина, что Хлоя сейчас такая. Что она так сильно страдает. Если бы я как следует разобралась со своим горем, уделила бы минуту времени, прежде чем так бурно реагировать... Может быть, она бы не была... не была...
Мои слова переходят в захлебывающиеся рыдания. Я не знаю, когда именно я начала рыдать. Я просто знаю, что теперь, когда я начала, я не уверена, что когда-либо смогу остановиться. Ворота открыты и не собираются закрываться. Три месяца накопившихся страданий, потерь, вины и сожаления льются из моих глаз.
Я прижимаю бесполезные кулаки к глазницам, надеясь остановить поток, пытаясь скрыть свой срыв от Картера. Какая глупая надежда — даже когда я не заливаюсь слезами, он видит меня насквозь. Так было с самого начала.
Я угрюмо фыркаю.
— Прости, я...
Сильные руки смыкаются вокруг меня без предупреждения. Мои извинения испаряются, когда я резко оказываюсь прижатой к широкой груди, а знакомый запах дыма и специй одурманивает мои чувства. Я резко вдыхаю воздух, который не помогает мне успокоиться.
Меня так давно не держали в объятиях, что это ощущение почти болезненно. Мое сердце бешено колотится в грудную клетку. Мои слезы стекают по ткани его рубашки, непрерывным потоком.
Я говорю себе, что нужно отстраниться, что нечестно использовать его как безопасную зону для моей эмоциональной детонации... но я не могу послушаться собственных приказов. Мои конечности физически отказываются отсоединяться от его тела.
— Мне очень жаль. — Я яростно икаю. — Это не... Я не хотела...
— Шш-ш. — Рот Картера находится возле моего уха, зарывшись в мои волосы. — Просто... отпусти это. Все то дерьмо, которое ты носила в себе? Всю эту боль, которая поглощает тебя? Отпусти это, Эмилия.
Довольно долгое время я так и делаю. Я плачу и плачу, пока мои опухшие глаза не высыхают, пока больше не остается слез. Я плачу до тех пор, пока не могу вспомнить, что именно меня так взволновало. Пока я не почувствую пустоту во всем, кроме ощущения сильных рук на спине, теплых губ у виска, ровного биения сердца под щекой, голоса, уверяющего меня, что мы здесь. Мы живы. Мы все еще дышим.
— Думаю, теперь я в порядке, — шепчу я ему в ключицу.
Я не отстраняюсь – я не могу заставить себя это сделать, сейчас, когда я в его объятиях. Теперь, когда я снова прикасаюсь к нему после столь долгой разлуки. Если нам придется расстаться, это будет не моя вина.
Но...
Картер тоже не отстраняется.
За окном разгорается рассвет, постепенно освещая зал, и окрашивая нас в оттенки бледно-розового цвета; реквием по всему, что мы пережили. И все же мы не двигаемся. Мы не отпускаем друг друга. Мы стоим там, наши конечности переплетены, как одно существо. Одно тело, одна душа. И я думаю, что если бы я могла выбрать одно место, чтобы провести последние мгновения своей жизни, то это могло бы быть именно оно.
Прямо здесь.
В теплых объятиях на рассвете холодного зимнего дня.
— Я... — Картер прочистил горло, его тон был нерешительным. — Я был чертовски зол на тебя последние несколько месяцев.
Это так странно говорить, учитывая, что мы все еще сплетены в объятиях. Я не могу сдержать короткий поток воздуха, который вырывается у меня изо рта – наполовину смех, наполовину всхлип.
— Да, ну, если тебе станет легче, я тоже чертовски злилась на себя.
Его подбородок сдвигается и упирается в макушку моей головы. Мне отчаянно хочется отстраниться, чтобы посмотреть ему в глаза, но я отказываюсь создавать даже малейшую дистанцию, между нами.
— Мне от этого не легче, — негромко бормочет он. — Я не хочу, чтобы ты наказывала себя. Не ела, не спала... мысли об этом сводят меня с ума. Я не хочу, чтобы ты винила себя за все, что случилось. Особенно с Хлоей. Она уже большая девочка. И даже если ты запустила этот полнейший ураган... она боролась с зависимостью долгое, долгое время. Это не проблема, которую ты создала.
Я качаю головой, отвергая эти слова.
— Но я усугубила ее. Если бы я только...
— Стоп. Ты можешь размышлять обо всех «но», «что если» и «если бы» в мире; это ничего не изменит. Что сделано, то сделано. Ты не можешь вечно терзать себя прошлым. Нет, если ты хочешь двигаться вперед.
Вопрос находится там, балансируя на кончике моего языка.
Но сможем ли мы когда-нибудь по-настоящему двигаться вперед?
Я слишком боюсь ответа, чтобы спросить. Вместо этого я говорю единственное, что могу, — то, что я хотела сказать ему весь день, с тех пор как он вернулся в мою жизнь.
— Картер, мне... мне жаль. Мне так жаль. За все это.
Он делает глубокий вдох, который сотрясает всю его грудь.
— Я знаю. Мне тоже жаль.
Наступает долгая пауза, никто из нас ничего не говорит. Я думаю, мы оба знаем, что пришло время отпустить; вопрос только в том, кто окажется достаточно сильным, чтобы сделать этот роковой шаг.
Я чувствую напряжение, излучаемое Картером за секунду до того, как он, наконец, отпускает меня — руки падают по бокам, ноги отступают назад, чтобы создать немного пространства для дыхания. Его глаза избегают моих, вместо этого они устремлены на дубовые панели двери Хлои, прямо над моим плечом.
— Спасибо, что помогла вернуть ее. Я не думаю, что она была бы в безопасности, в тепле и крепко спала, если бы ты не вмешалась сегодня вечером. Она бы, наверное, вырубилась на полу в том клубе или кричала на меня на углу улицы за то, что я убил ее кайф.
— Тебе не нужно благодарить меня. Я имела в виду то, что сказал раньше. Она моя семья. Я люблю ее.
Он смотрит на меня, и тоска в его взгляде заставляет мое сердце сильно сжаться, как будто кто-то сжал его в кулак.
— Я знаю, что любишь, — осторожно говорит он. — И она тоже тебя любит.
— Наверное, для нее было бы безопаснее, если бы она этого не делала, — говорю я так же осторожно. Я говорю себе, что мы все еще обсуждаем нашу общую сестру... но я думаю, что мы оба знаем, что ходим по канату, шатко балансируя между строк совершенно другого разговора.
— Почему ты так говоришь? — спрашивает Картер. — Что это небезопасно?
Я снова смотрю на свои пальцы ног.
— Люди, которые любят меня, имеют тенденцию заканчивать жизнь самоубийством. Пока она рядом со мной, она всегда будет мишенью. Потому что я всегда буду мишенью.
— Ты не можешь защитить людей от всего, Эмилия. Жизнь полна опасностей, будь ты главой королевства или гребаный разносчик почты.