По словам Симмса, мое турне по стране стало чем-то вроде сюжета на вечерних новостных каналах. Каждая программа пестрит кадрами — вот я учусь взбивать масло у древних женщин в Сквелте. И снова стригу овец с фермерами в Хварде. И снова играю в шахматы со старожилами на городской площади Парди. Прыжки через скакалку с детьми на улицах Увендона. Катание камней на озере с местными жителями в Саалке. Снимаю обувь, чтобы пробежаться по пшеничным полям в Хантоне.
Мятежная королева Эмилия снова в деле!
Как только я выхожу за ворота замка, гарантированно появляется телесюжет, посвященный предстоящему голосованию. Это очень эффективная форма маркетинга — тем более, что мне не нужно делать практически ничего, кроме как быть самой собой.
Надо сказать, что, вернувшись в замок, Хлоя проделала невероятную работу по распространению информации в социальных сетях. Шумиха, которую она создала — особенно среди миллениалов — должна обеспечить нам большую явку в день выборов.
Риггс и остальная гвардия королевы уже координируют свои действия с местными правоохранительными органами во всех городах и поселках Германии, готовясь к рекордному голосованию. По прогнозам экспертов, это будет самое крупное политическое решение за более чем столетие, с тех пор как был создан Парламент. Самый большой вопрос, который когда-либо ставился на голосование относительно нашей политической структуры.
Будет ли Германия, наконец, допускать женщин в святую палату лордов?
Правда в том, что этот референдум гораздо важнее, чем просто я. Возможно, я чиркнула спичкой, от которой вспыхнул огонь, но он перерос в то, чего я и представить себе не могла, зажег все королевство в пламени перемен. Теперь он настолько велик, что я даже не могу разглядеть внешние границы инферно.
Я нахожу утешение в коллективном тепле, которое мы генерируем. Я больше не одна на передовой, не одинокий уголек, сияющий против наступающей тьмы; я лишь одна из многих, светящихся вместе, чтобы пролить свет на тени, которые задерживались слишком долго.
Сотни волонтеров помогают в проведении кампании — звонят избирателям, находящимся за оградой, рисуют таблички с кричащими заглавными буквами «ГОЛОСУЙ ЗА РЕФОРМУ». Я стараюсь заходить в штаб каждую неделю, чтобы лично поблагодарить каждого члена команды. Большинство из них носят ярко-фиолетовые волосы и любят надевать футболки с надписями БУДУЩЕЕ ЗА ЖЕНЩИНАМИ, или АНАТОМИЯ НЕ АВТОРИТЕТ или другой столь же язвительной фразой.
Их офис в центре города Васгаард — это улей активности, энергии и надежды на будущее. Я чувствую подъем духа каждый раз, когда переступаю порог офиса, в чем я очень нуждаюсь в эти дни. Другая часть моей кампании направлена на гораздо менее приятную демографическую группу германцев.
Дворянство.
Мои попытки заручиться поддержкой тех, кто менее всего склонен ее оказывать, так же утомительны, как и сами аристократы. Последнее, что мне хочется делать после целого дня путешествий по стране, — это посещать скучные приемы в черном галстуке — еще один из бесконечного потока элитных мероприятий, которые Симмс каким-то образом умудряется устраивать для меня каждый вечер. Он говорит мне, что это необходимое зло, если я хочу, чтобы народное голосование было успешным.
Ни одна победа не была одержана без жертв, Ваше Величество.
И вот, я иду. На гала-вечер за гала-вечером, званый ужин за званым ужином. Вечерние балы, поздние обеды и хваленые представления из королевской ложи в опере.
Лорды парламента полностью игнорируют мое присутствие, их хмурые взгляды и усмешки непоколебимы; их жены делают все возможное, чтобы я чувствовала себя навозным жуком, независимо от того, попиваем ли мы чай в солярии или делаем пожертвования на спасение местных видов сов за блюдами из засохшей курицы.
Я скриплю зубами в надежде, что улыбка будет искренней, и продолжаю светскую беседу, молясь, чтобы кто-нибудь из их рядов начал действовать. Время от времени я ловлю чей-то взгляд и думаю, что на мгновение мне кажется, что за накрашенными ресницами или парой помутневших очков таится огонек одобрения. В зеркале дамской уборной на балете. Над канделябром на званом обеде. От партнера по вальсу на танцполе.
Но эти вспышки так быстро гаснут, что, возможно, это просто желание. Честно говоря, я сомневаюсь, что мне удастся добиться хоть какого-то успеха в элитном классе — не с семьей Стерлингов, которая так активно выступает против меня, — но Симмс уверяет, что пытаться все равно нужно.
Женщина может усмехаться над вами, пока ее муж смотрит, но неизвестно, что она сделает, когда войдет в кабину для голосования.
Я надеюсь, что он прав.
Надеюсь, референдум пройдет.
Я надеюсь, что мое королевство примет перемены.
Я надеюсь, что все эти усилия не пропали даром.
Хотя ночью, когда я наконец заползаю в кровать, смертельно уставшая после целого дня разговоров, улыбок и общения, это ноющее чувство сомнения заползает прямо ко мне, устраиваясь поудобнее в контурах моего сознания.
Что, если мы потерпим неудачу? Что, если мой первый великий поступок в качестве королевы окажется полным, абсолютным провалом?
Легко быть уверенной в своем выборе в комнате, полной сторонников. Но придворные, с их улыбками Чеширского кота и закрытыми мнениями, гораздо менее утешительны.
Победа может быть в пределах досягаемости, но она еще не в нашей власти. И если голосование за более инклюзивный парламент провалится на следующей неделе, когда мои соотечественники наконец-то придут на избирательные участки...
Я разожгу этот костер без всякой причины. Пироманьяк с высокими идеалами. Поджигатель с завышенной самооценкой.
И что самое страшное?
Теперь, когда искры летят... теперь, когда пламя ползет все быстрее по земле моей души... Его уже не затушить. Я боюсь, что пламя несправедливости в моем сердце никогда не погаснет.
Я буду гореть за своих соотечественников до тех пор, пока мои враги не вырвут пепел этой короны из моих обгоревших рук.
— Вы весьма рассеянны сегодня вечером, Ваше Величество, — шепчет мне на ухо мужской голос.
Я выныриваю из мрачного круговорота мыслей, пораженная прикосновением губ Олдена к раковине моего уха и прижатием теплого бедра к моему под столом. Переведя взгляд, я обнаружила, что он смотрит на меня со смесью веселья и озабоченности.
— Я не верю, что ты слышала хоть одно мое слово за последние пять минут.
— Извини, — пролепетала я, щеки покраснели. — Это была долгая неделя.
— Не извиняйся. Эти ужасные функции могут вызвать нарколепсию у бессонницы.
Я хихикаю, не соглашаясь с ним. Я перевела взгляд на человека на трибуне; он уже почти час рассказывает о планах по запуску проекта городской росписи в бедных районах Васгаарда. Очевидно, он считает, что немного искусства будет достаточно, чтобы заглушить боль от социально-экономического неравенства среди беднейших граждан нашей страны.
А я-то думала, что речь идет о прожиточном минимуме заработной платы и доступе к всеобщему здравоохранению. Глупая я.
— Признаюсь, я уже несколько часов назад была готова лечь спать, — сдержанно признаюсь я. — Но вы выглядите достаточно бодрым для нас обоих, Лорд Стерлинг.
Олден наклоняется еще ближе, его голос падает до шепота, который не могут подслушать остальные за нашим столом.
— Это потому, что я сижу рядом с самой красивой женщиной в комнате. — Он делает паузу. — А возможно, и в мире.
У меня неловко щемит сердце. Я все еще не привыкла получать от него комплименты, хотя в последние несколько недель он осыпает меня ими все чаще и чаще. Было бы мелочно просить его отступить после всего, что он сделал, чтобы поддержать меня.
В то время как остальные члены клана Стерлингов поддерживали оппозицию, Олден занял прочную позицию на моей стороне. Он был постоянным спутником — сопровождал меня почти на каждом мероприятии, был буфером, когда его собратья-аристократы набрасывались на меня, как волки, жаждущие разорвать меня на части. Сначала я полагала, что он может быть двойным агентом, посланным его семьей, чтобы проникнуть в мои ряды и разрушить мою кампанию изнутри. Но за несколько часов, дней и недель, проведенных в его компании... своей подлинностью, честностью и непоколебимой поддержкой... он заслужил мое доверие.