— Эй! Голубки! Для этого будет много времени позже.
Картер вздыхает, слегка отстраняясь и упираясь лбом в мой лоб. Он еще не ослабил свою хватку. У меня такое чувство, что перспектива отпустить его звучит для него так же неприятно, как и для меня.
— Так ты все это время был здесь? В Германии? — Я вздохнула, сузив на него глаза. — Помогал Генри?
Он напряженно кивает.
— Да.
— А как же твой проект в Швейцарии?
— Швейцария может подождать. Это было важнее.
— Я не могу поверить, что ты знал, что он жив. Что вы вдвоем планировали это...
— Как только я узнал правду о том, что случилось с Генри в ночь пожара... я понял, что должен вмешаться.
— Какую правду? Что случилось той ночью?
— Это не моя история, чтобы ее рассказывать.
— Хорошо. Я могу подождать. — Глаза наполняются слезами, когда я смотрю в его глаза – эти голубые, голубые, голубые глаза – я легонько касаюсь его носа своим.
— Почему ты плачешь? — шепчет он.
— Я думала, что больше никогда тебя не увижу. Я думала...
— Эй. Не надо. — Он прижимает свои губы к моим, останавливая мой всхлип. — Неужели ты думаешь, что я действительно позволю этому случиться? Что я позволю тебе выйти замуж за Стерлинга, не сделав все, что в моих силах, чтобы остановить это?
Я удивленно смотрю на него.
— Я-ну...
— Разве я не сказал тебе? Ты моя, Эмилия. Всегда и навсегда. Это значит, что я никогда не отпущу тебя. Ни в этой жизни. И даже в следующей.
Из уголка моего правого глаза скатилась слеза. Картер целует ее, пока она скатывается по моей щеке.
— Я люблю тебя, — шепчу я, мой голос срывается. — Я люблю тебя так сильно, что думала, что умру без тебя. Если бы Генри не стал возражать, я бы сорвала свадьбу.
— Я знаю. Я наблюдал с балкона. Я видел, как ты распадаешься.
Я положила голову ему на грудь, пытаясь – и безуспешно – справиться со слезами.
— Пообещай мне, что это все наконец-то закончилось.
— Что, любимая?
— Что мы, вечно оставляем друг друга. — Я закрываю глаза. — Пообещай, что мы наконец-то перестали уходить друг от друга.
— Обещаю. — Его губы касаются моего лба, поцелуй такой нежный, что на глаза наворачиваются слезы. — С этого дня я не покину тебя. Я клянусь тебе, Эмилия Виктория Ланкастер – пока дыхание не покинет мое тело, пока мое сердце не перестанет биться... Я твой.
Это не та клятва, которую я думала получить от мужчины в этой церкви сегодня.
Это намного, намного лучше.
Я ничего не могу с собой поделать — я должна поцеловать его снова. Мои руки цепляются за его плечи, когда я приближаю свой рот к его. Поднявшись на цыпочки, я пытаюсь углубить связь, позволяя себе потеряться в ощущениях его губ, двигающихся по моим. Наслаждаться первым поцелуем, который мы разделили в открытую, не заботясь о том, кто может стать свидетелем нашей любви.
Хлоя снова свистит.
— Эм... алооо?! Мы вообще-то ждем!
С разочарованным ворчанием Картер отстраняется от меня.
— Да ладно. Пришло время услышать всю историю. — Он берет меня за руку и начинает вести по проходу, обратно к алтарю, где стоят Хлоя, Генри и Олден.
На самом деле, Олден все еще довольно сгорблен, его тело поддерживается с помощью стола.
— Добро пожаловать домой, — шепчет Хлоя своему брату, обнимая его. — А теперь расскажи нам, что, черт возьми, происходит.
Картер смотрит на Генри и ободряюще кивает.
— Пора.
Генри переводит взгляд с меня на Хлою и обратно, проводит рукой по своим зачесанным назад волосам. Я вижу, что его ожоги тянутся вверх по бокам головы, оставляя лысину за левым ухом. Когда он отворачивается от нас, чтобы посмотреть на моего жениха, все еще сгорбленного, как сломанная кукла Кена, я чувствую, как весь ветер вырывается из моих легких.
— Олден, мой любимый, — говорит Генри, в его игривый тон вкрадывается нотка стали. — Не хочешь ли ты объяснить, почему ты пытался убить меня? Или мне придется?
КОГДА В ВАШЕЙ ЖИЗНИ СЛУЧАЕТСЯ СТОЛЬКО БЕЗУМНЫХ ВЕЩЕЙ, у вас вырабатывается своего рода иммунитет к безумию. Вы думаете, что слышали все это. Что на этой земле больше нет ничего, что могло бы по-настоящему шокировать вас или повергнуть ваше мировоззрение в хаос.
А потом ваш кузен, вышедший из комы, обвиняет вашего почти мужа в покушении на убийство в день вашей свадьбы.
— Генри, — хнычет Олден, выглядя так, будто вот-вот обосрет свои идеально сшитые белые брюки. — Пожалуйста.
— Пожалуйста? — Генри рычит, наступая. — Ты просишь о сострадании, когда бросил меня умирать?
— Я этого не делал! Это был несчастный случай!
— Шрам на моем затылке говорит об обратном! — Генри огрызается, его лицо краснеет. — Врачи говорят, что кто-то сильно ударил меня тупым изогнутым предметом – я был без сознания задолго до того, как начался пожар.
Олден качает головой в знак отрицания, ничего не говоря.
— Я часто задавался вопросом, лежа на больничной койке все эти недели и месяцы мучительной боли, не имея возможности двигаться и есть, пока мои ожоги медленно заживали... Чем ты ударил меня в ту ночь? — спрашивает Генри. — Это единственная деталь, которая, как бы я ни старался вспомнить, продолжает ускользать от меня.
— Генри, — хнычет Олден. — Пожалуйста...
— Это была лампа с моей тумбочки? Трофей из моего чемодана? — Он делает паузу. — Расскажи нам, мы просто умираем от любопытства. Главное слово – умираем.
Наступает долгое молчание. Я предполагаю, что Олден собирается упорно молчать... но затем, срывающимся голосом, он шепчет:
— Клюшка для лакросса. Это была клюшка для лакросса.
Генри издает звук «тск».
— Тебе даже не нравится лакросс. Ты никогда не был в нем хорош.
Олден опускает лицо в руки и плачет, как ребенок. Он едва узнаваем для меня.
— Мне жаль, — задыхается он. — Мне так жаль.
— Боюсь, мы уже немного отошли от темы извинений, старина. — Генри делает несколько шагов ближе, и Олден в панике начинает пятиться назад, труся, как ребенок, под опрокинутым столом. — Пришло время признать, что ты натворил.
— Ты должен понять – я думал, что ты мертв! Я думал, что убил тебя.
— Значит, ты устроил пожар, чтобы замести следы, — подтверждает Генри с горькой покорностью. — Надеялся, что мое тело сгорит – вместе с доказательствами твоих преступлений. — Он делает паузу, его голос становится опасно низким. — Полагаю, ты не понимал, что в процессе убьешь моих родителей и множество дворцовых слуг. А может, тебе было все равно. Что такое несколько загубленных жизней, если ты сможешь прожить остаток своих дней без потерь?
Сопли текут из носа Олдена. Он продолжает качать головой, но ничего не говорит в свою защиту.
Да и что он может сказать?
— Как ты, должно быть, был разочарован, когда узнал, что я все еще жив. — Генри приседает перед Олденом. — И как сильно ты испугался, что я проснусь и вспомню о твоих преступлениях.
— Мне жаль. Ты должен поверить мне, когда я говорю тебе, как мне жаль, Генри...
— Но я тебе не верю. Ты не сожалеешь о том, что сделал; ты просто сожалеешь, что тебя поймали.
— Это неправда...
— А разве нет? Если бы я не вернулся, чтобы встретиться с тобой сегодня, ты бы женился на моей кузине и занял место короля этой страны. Убийца на троне. — Генрих издает звук отвращения, поднимается на ноги и поворачивается спиной к хнычущему человеку под столом. — Я не могу даже смотреть на тебя. Стража! Пожалуйста, возьмите лорда Стерлинга под стражу. Его присутствие больше не требуется. На самом деле, я не ожидаю его присутствия до тех пор, пока он не предстанет перед судом за массовое убийство.
Риггс и Вега мгновенно вскакивают, вытаскивая Олдена из-под стола. Он не борется с ними — даже не сопротивляется. Он просто висит в их руках, совершенно поверженный.
Когда они перетаскивают его через алтарь, его глаза на краткий миг встречаются с моими. Раньше я думала, что его лесные глубины полны чистоты и доброты.
Теперь я вижу, что его искренность была лишь маской, скрывающей истины, слишком темные, чтобы их можно было понять.
— Эмилия... — шепчет он, выражение его лица умоляющее. — Помоги мне. Пожалуйста...
Дернув головой, чтобы разорвать зрительный контакт, я отшатываюсь назад — прямо в грудь Картера. Его теплые руки смыкаются вокруг моей талии, притягивая меня ближе, и я впитываю его силу.
Мысль о том, что я была так близка к тому, чтобы выйти замуж за чудовище... что я чуть не позволила своей стране попасть в лапы такого ужасного человека...
Это слишком много, чтобы переварить все сразу. Мне нужно время — много-много времени — чтобы разобраться во всех своих чувствах к Олдену Стерлингу.