Выбрать главу

Российская и японская делегации отправились в Портсмут.

«Дело дрянь! — констатировал Арнольд Карлович, когда узнал, какие напутствия получил Витте от Государя на аудиенции, состоявшейся накануне его отъезда. — Японцы хотят Сахалин и возмещения расходов, а русский Царь знай себе твердит: никаких контрибуций и ни пяди русской земли. Если так и дальше пойдет, то никакого мира не будет. Сахалин-то ладно, а вот с деньгами как быть? Россия эту войну начала, она же ее проиграла — кому, как не ей, платить за разбитые горшки?»

Бремя контрибуций для России было неподъемным. Это хорошо знал Борштейн, прекрасно понимал Витте, да и Николай II, наверняка, догадывался. На японцев могли бы надавить Соединенные Штаты, чтобы те умерили свои аппетиты, однако совсем без выплаты компенсаций России при сложившихся обстоятельствах не обойтись, а чтобы их заплатить, потребуются иностранные займы. Для этого-то и понадобился Борштейн с его заграничными связями.

Связи были задействованы, согласие от иностранных банкиров открыть кредит получено, но образовалась небольшая загвоздка. Ссужать деньги российскому правительству без достаточного обеспечения никто не решался — кредитоспособность проигравшей войну империи вызывала большие сомнения. Требовался надежный залог.

«Да… Задача…» — поморщившись, подумал Арнольд Карлович, мысли которого были прерваны ударом колокола, возвестившего об отправлении экспресса.

Вокзальные постройки за окном купе плавно поползли назад; Борштейн откинулся на спинку дивана, вынул из кармана массивный золотой портсигар с монограммой, закурил, не торопясь развернул на столике купленную на вокзале газету и углубился в чтение вестей с фронта.

Когда поезд, покинув столицу, миновал пару десятков верст, в дверь купе Арнольда Карловича кто-то постучал тем вежливым, но настойчивым стуком, который сразу же указывает на то, что за дверью находится человек деликатный, но достаточно влиятельный. Не успел директор банка откликнуться на стук, как дверь в купе распахнулась, и внутрь вошел осанистый мужчина в партикулярном костюме.

Борштейн не видел Сергея Юльевича года два, то есть с тех самых пор, как тот был освобожден от должности министра финансов и назначен председателем Комитета министров, что означало, по сути, почетную отставку. За это время Витте мало изменился: та же благородная осанка, то же выражение породистого лица, такой же проницательный взгляд, разве что морщин добавилось, и мешки под глазами стали заметнее.

— Весьма неосмотрительно с вашей стороны ехать тем же поездом, — сказал Сергей Юльевич после обмена приветствиями. — Если вас увидели, могут возникнуть ненужные разговоры…

— Не беспокойтесь, Ваше высокопревосходительство… — ответил Борштейн скрипучим голосом.

— Прошу вас без церемоний, — прервал банкира Витте, недовольно поморщившись.

— Деньги, Сергей Юльевич, любят тишину, — продолжал Арнольд Карлович, слегка картавя. — Ни одна живая душа не знает, куда и зачем я уехал… Даже моя жена.

— На вокзале присутствовали репортеры. Они могли вас узнать.

— У них были дела поважнее… Ваша персона для них намного интереснее, чем моя.

— Боюсь, вы плохо знаете эту публику, — сказал Витте. — Ладно, давайте к делу, — Сергей Юльевич раскрыл кожаную папку, которую он не выпускал из рук во время разговора. — Вот здесь векселя на сумму займа и бумаги, касающиеся залога: перечень драгоценностей, опись, расписки, закладные…

— Отлично… отлично… — бормотал Борштейн, перебирая бумаги, в то время как Витте расположился на диване по другую сторона стола. — И в какую сумму оцениваются эти безделушки?

— Речь идет о личных драгоценностях императорской семьи! — отчеканил Сергей Юльевич. — Попрошу вас этого не забывать!

— Разумеется, но все же сколько они стоят?

— В перечне шестьсот пятьдесят семь ювелирных изделий, которые, по самым скромным подсчетам, стоят триста восемьдесят миллионов золотых рублей.

— Где же находится все это богатство?