- Почечную? - Ольга Владимировна приподняла одну бровь.
- Да. У кошек она идет и как почечная, и как сердечная - потребности при этих заболеваниях у них одинаковые, - пояснила врачиха. - Будем надеяться, что это хоть какое-то время если не облегчит его страдания, то хотя бы удержит заболевание в одной поре.
- Понятно... будем стараться, - вздохнула женщина, опустив взгляд. Через секунду она вновь подняла его на лицо своего врача, выдавив из себя улыбку. - Ну а у вас там как, Ирочка? Давайте отвлечемся, поговорим.
- О, ну тогда пойдемте, я вам чаю налью, - Ирина Алексеевна кивнула в сторону письменного стола. - У нас все хорошо. Димка здоровый, как слон, тьфу-тьфу-тьфу. Даже как-то неловко говорить об этом при вас...
- Да что вы, - Ольга Владимировна махнула рукой, поставила переноску со Степушкой на приемный стол и села перед ветеринаром. - Я только рада за вас. Котенка-то завели, как хотели?
- Завели, - улыбнулась Ирина Алексеевна. - Мейн-кушку нам за полцены продали, которую мы оперировали от грыжи. Позавчера забрали домой. Димка в восторге. Ласковая девочка, очень хорошая. Даже Сереже она нравится, а сын в ней вообще души не чает. И она в нем тоже. Вчера в обнимку спать улеглись, так мы с Сережкой весь вечер на них любовались.
- Как назвали?
- По родословной имя - Джанита, дома зовем просто Дзэн. Это потому, что она, когда отдыхает, сидит такая умиротворенная, прикрыв глаза, еще и усы эти белые... котэ достиг дзэна. Я пошутила так, вот с тех пор и приклеилось.
- Ну и хорошо. Дом без кошки - это не дом, - женщина с грустной любовью в глазах посмотрела на переноску. - Хорошо, когда они здоровы.
Ирина Алексеевна промолчала, не зная, что на это ответить. Катя внесла на прием две кружки чая; разговор зашел на темы, далекие от ветеринарии. Они уже давно общались, как близкие подруги, иногда встречались и ходили вместе по магазинам, а с недавнего времени записались на одни курсы йоги. Вне стен клиники с некоторых пор они не заговаривали о животных, потому что это всегда делало настроение плохим. Забот хватало у обеих и без депрессий.
- Как там Сережкина племяшка? - поинтересовалась Ольга Владимировна.
- Юла юлой. Не уследишь. Я не представляю, как Света с ней справляется. Но любознательная такая, хорошая девчонка. Говорит, хочет стать ветеринаром, как я и дядя Сережа. Вот, жду, когда она достигнет того возраста, что можно будет начать отговаривать, - Ирина Алексеевна хохотнула. Макеева еще раз грустно улыбнулась.
- Там, глядишь, сама перехочет. Ей же сейчас шесть, да? Это такой возраст, когда детки хотят всеми подряд быть. Утром будут работать там, вечером - там, а ночью сторожами подрабатывать.
- О да. Нам бы столько энергии.
Поболтав еще несколько минут на разные отвлеченные темы и допив чай, женщины попрощались друг с другом. Макеева ушла, и в клинике еще на несколько часов воцарилась тишина. Невыносимая тишина. Ирина Алексеевна ненавидела такие дни. От них она уставала еще больше, чем от насыщенных. Хотелось спать, а клевать носом на работе нельзя. Николаичу, развлекающему дома сына, наверняка скучно не было. Вот бы он догадался к ней приехать... но ведь не догадается же.
Вздохнув, Ирина Алексеевна открыла "Плаг Инк." и загрузила новую игру за нано-вирус. Хоть какое-то развлечение, хотя это тоже приелось до невозможности. А еще болела спина. Йога наступит через два дня, до этого времени нужно еще дожить.
Под самый вечер в клинику пришел клиент, неся за пазухой кота, даже по внешнему виду которого было ясно, что у него за проблемы. Как выяснилось минутой позже, ему было тринадцать, на улицу он ни разу не выходил, а в последнее время начал задыхаться. Ирина Алексеевна осмотрела пациента, оценила чудесный синюшный цвет его языка и направила обоих в кабинет с УЗ-сканером. Правосторонняя сердечная недостаточность, приведшая в итоге к обширным отекам и асциту.
- У котика проблемы с сердцем, - выдохнула она. - Нужно лечить, снимать отек, а потом - пожизненно сидеть на сердечных препаратах. Курсами пропивать будете с перерывом в две-три недели. Сразу спрошу: вы готовы тянуть кота?
Какие-то долгие пять секунд хозяин помолчал.
- А смысл есть? - вопросил он в ответ через некоторое время. Ирина Алексеевна пожала плечами.
- Это вам решать, есть ли смысл. Хотите ли вы, чтобы он пожил еще какое-то время или у вас нет на его поддержку возможности или желания - это тоже вам решать. Если хотите тянуть - я выпишу лекарства. Если нет - тогда... сами понимаете. Вылечить сердечную недостаточность невозможно. Это поддерживается, но как долго - никто не может вам сказать. Может, месяц. Может, год. Может, несколько дней.
- Сколько будет усыпить? - почти прошептал хозяин.
- Эвтаназия кошки у нас стоит девятьсот рублей. Если хотите оставить его, чтобы кремировать, то еще дополнительно тысячу рублей.
- Давайте сделаем.
- Оставлять будете?
- Да. Мне обязательно нужно присутствовать при этом?
- Нет. Если не желаете смотреть, то можете расплатиться и идти домой. С котиком мы справимся. Хотите знать, как это происходит? - она немного повысила голос, видя, что он хочет что-то спросить. Мужчина кивнул. - Сначала мы вводим наркоз, и котик засыпает. Затем колем препарат, который останавливает сердце. Сердце, не дыхание. Он не задыхается.
- Хорошо... рассчитайте меня.
Когда мужчина ушел, Ирина Алексеевна прошла в операционную, где Катя уже ввела пожилому пациенту наркоз и готовилась делать интракардиальную инъекцию. Врач остановила ее.
- В чем дело? - Катя недоуменно приподняла бровь.
- Дай мне. Я хочу.
- Ладно... как скажешь, - фельдшер покорно передала шприц с лидокаином начальнице и отошла чуть назад. Ирина Алексеевна нацепила на себя фонендоскоп и четким, отработанным движением вошла в плоть животного. Она смотрела в глаза коту, вводя смертельный препарат, потом слушала его сердце и свою собственную душу. Есть ли внутри еще что-то, что кричит или хотя бы шепчет, что она поступает неправильно? Как бы ей была охота услышать этот голос... но нет. Ни звука. Только тиканье механических часов у нее на руках и последние дыхательные рывки вытянувшегося в тонической судороге кота.
- Все, - сообщила она Кате с некой разочарованностью в голосе. Фельдшер кивнула, готовя коробку и пакет, а Ирина Алексеевна ушла на прием. "Все" - это значило что? Что животное отмучилось и перестало жить? Или что жалость и умение сопереживать из нее самой высосаны до последней капли?
"Иссякаешь, да? Пламя тухнет потихоньку?"
Нет, не тухнет. Оно уже потухло. Знала ли Ольга Владимировна, что только ее улыбка и безграничная, всепоглощающая любовь к питомцу не дает врачихе стать роботом-ветработником? Не знает. И не должна узнать.
Никогда.
Восемь лет
- Вот тут подтяни... вот-вот-вот... стоп! Стой, а то порвешь. Сейчас я тебе его сдвину чуть повыше, а ты прошивной лигатурой... сосуд задела! Сосуд!!! Задела!!! Блядь!!!
- Сука... зажим, где зажим! - Катя быстро нашарила рукой на столе анатомический изогнутый зажим и чудом поймала убегающую вглубь собачьего живота оторвавшуюся артерию. Щелк - кровь перестала течь. Ирина Алексеевна подняла на ассистентку испепеляющий взгляд.
- Молодец, блядь! И как я теперь должна, по-твоему, ее перевязать?!
- Прости, - Катя едва не расплакалась. - Я не специально...
- Когда у тебя рвется сосуд, надо не стоять и тупить, а быстро его перевязывать! Где я вот сейчас его найду? Вслепую вязать буду?