— Контрабанда.
И Семен Семеныч запаниковал с новой силой.
— Спокойно, спокойно,— сказал капитан и, привстав со стула, повернулся к стоявшему за его спиной небольшому полированному шкафчику, служившему баром. Открыв дверцу, он некоторое время неторопливо перебирал рукой бутылки, стоявшие внутри. Выбор был богатый. Остановившись на бутылке с этикеткой армянского коньяка, капитан достал ее из шкафчика, откупорил и, пододвинув к Семен Семенычу небольшую хрустальную рюмочку, сказал:
— Вот, выпейте немного и сразу успокоитесь.
— Нет-нет, что вы, я не пью! — отрицательно покачал головой Горбунков.
Однако капитан уже наполнял рюмку коньяком:
— Вы «НЕДЕЛЮ» читаете?
— Да. Иногда...
— Так вот там, в отделе «Для дома, для семьи» врачи настоятельно рекомендуют. Это очень успокаивает. Ну конечно, если не употреблять это в больших дозах...
Он осторожно пододвинул Семен Семенычу рюмку:
— Пейте, не стесняйтесь.
Горбунков поморщился, словно от боли, протянул здоровую руку и поднял рюмку. Глубоко вздохнув, он, наконец решившись, залпом опорожнил ее.
— Вот и прекрасно. Это расширяет сосуды и приводит в порядок нервную систему. Сейчас вы успокоитесь.
Поставив на место рюмку и отдышавшись, Семен Семе-ныч снова обратился к капитану:
— Товарищ капитан...
— Да? Я слушаю вас.
— Ну что же нам теперь делать? Как мне выпутываться из этой истории?
— Как это «что делать»? Да ничего!
— Но это же... как-то...— снова начал Горбунков, однако капитан решительно рубанул рукой в воздухе:
— Забудьте про это. Пока. Вы ведь в отпуске?
— Ну да,— пожал плечами Горбунков.
— Вот и прекрасно. Отдыхайте, танцуйте, веселитесь. Делайте все, что должен делать человек на отдыхе.
— Хорошо. Я попробую.
— Тут и пробовать нечего. На нашем теплоходе все к вашим услугам. Кстати, вам здесь нравится?
— Честно говоря, я никогда в жизни так прекрасно не отдыхал. Вот если бы только не это...
— Я же сказал — не думайте про это. Только очень вас прошу: о контрабанде никому ни слова, хорошо?
— Да, но у меня же будут спрашивать, что с рукой! Я ведь должен как-то отвечать...
Капитан подумал. Затем дал Горбункову дельный совет:
— А вы всем говорите: поскользнулся... упал... закрытый перелом. Потерял сознание. Очнулся — гипс. Вы все поняли? Можете повторить?
— Да-да, конечно! Значит, так: поскользнулся, упал... закрытый перелом. Очнулся — гипс.
— Нет-нет, Семен Семеныч,— поправил его капитан. Вы забыли фразу «потерял сознание».
— Ах, да! Потерял сознание...
— Вот теперь все в порядке. Не забудете?
— Теперь не забуду.
— Замечательно. Все будет нормально, уверяю вас. Но Семен Семеныча все-таки что-то еще тревожило.
Опасливо оглянувшись, он спросил:
— Да, но как же...
Капитан, поняв, что тот имеет в виду, поспешил его успокоить, заверив:
— А про это,— он легонько постучал пальцем по гипсу,— я сообщу, куда следует.
— Спасибо,— облегченно выдохнул Семен Семеныч и вдруг, не ожидая от себя такой смелости, снова потянулся к бутылке.
* * *
Вернувшись в каюту, Семен Семеныч обнаружил там нервно вышагивавшего из угла в угол Кешу. Дождавшись, наконец, попутчика, тот сразу же встревоженно бросился навстречу:
— Где вы были, Сеня?!
— У капитана.
— Ну и что?
— Да ничего особенного. Он просто спросил у меня, что с рукой.
— И что вы сказали?
— Я рассказал ему все так, как и было.
— А как было?
— Так ведь я тебе уже говорил.
— Ах, да...
Однако Кешу все-таки что-то по-прежнему тревожило. Вечером, спустя сутки, когда они поднимались на палубу, Семен Семеныч нечаянно оступился на ступеньке и, пошатнувшись, чуть не упал, если бы не Кеша, который заботливо подхватил его сзади за локоть.
— Осторожно!
— Спасибо, Кеша,— растроганно поблагодарил его Горбунков.
Они стояли у парапета и неторопливо скармливали чайкам кусочки хлеба, оставшегося после ужина, когда Кеша вдруг неожиданно спросил:
— Неужели ты ничего не помнишь?
— Ты о чем? — не понял Горбунков.
— Ну... как это все произошло.
И он снова ткнул пальцем в перевязанную руку.
— А... Почему же? Помню.
— Что ты помнишь?
— Я же тебе рассказывал.
— Да-да, конечно. Но, может быть, ты упустил какие-нибудь детали?
— Да никаких деталей не было. Поскользнулся...
— Так!
— Упал...
— Так! Дальше.
— Потерял сознание.
— Ну, и...
— Очнулся — гипс.
— Это все?
— Все,— пожал плечами Горбунков.
Кеша тяжело вздохнул и драматично запрокинул голову:
— Лучше бы я упал вместо тебя!
Его глаза наполнились болью и сочувствием. Растроганный Семен Семеныч поспешил успокоить друга:
— Ну что ты, Кеша! Зачем? Это же не навсегда! Кость срастется, и рука будет как новенькая.
— Что ж, будем надеяться. Очень хотелось бы, чтобы все закончилось благополучно.
— Спасибо, друг,— совсем расчувствовался Семен Семеныч.
— За что спасибо? — спохватился Кеша.
— За сочувствие.
Внезапно Кеша подсунул ладони под загипсованную руку и слегка приподнял ее, словно проверяя на вес. Проникновенно глядя в глаза Семен Семеныча, он тихо сказал:
— Береги руку, Сеня. Береги.
Казалось, еще мгновение — и он разрыдается. А Семен Семеныч вдруг вспомнил о жене и с бесконечной грустью сказал:
— Что делать? Надя расстроится...
— Ничего не поделаешь. Такова се ля ви, как говорят у них.
— Да, ты прав.
Все еще прижимая к себе руку Семен Семеныча, Кеша, отвечая каким-то своим потаенным мыслям, крепко сдавил пальцы, торчащие из гипса.
— А-а-а! — вскричал от боли Горбунков и испуганно посмотрел на Кешу.
— Извини,— спохватившись, сказал тот и опустил руки.— Прости, друг.
Больше на протяжении всего времени, оставшегося до окончания путешествия, они к этой теме не возвращались.
* * *
Сославшись на то, что его ожидают дела чрезвычайной важности, Кеша распрощался с Семен Семенычем еще на теплоходе. Как только огромная посудина причалила к
пристани и выбросила в воду массивный якорь, Кеша, поспешно схватив свою небольшую, но вместительную сумку, рванул к выходу.
Однако высадка пассажиров еще не начиналась, и ему изрядно пришлось понервничать. Он то и дело оглядывался, опасаясь, что вот-вот появится Горбунков, и им придется выгружаться вместе. А этого Кеше как раз и не хотелось. Он предвидел, какую сцену ему закатит Лёлик, который, конечно же, сразу поймет, что операция провалилась.
Пройдя досмотр одним из первых, Кеша, стараясь принять как можно более бодрый вид, спустился по трапу. Едва ступив на причал, он увидел встречавшего его Лёлика. Сердце у Кеши затрепетало, словно заячий хвост, но он не подал виду, что боится этой встречи. Сияя широкой улыбкой, он подошел к Лёлику, оторопело взиравшему на его руки.
— Хэллоу,— небрежно бросил Кеша.
— Слушай, ты, турист,— не отвечая на приветствие, подозрительно сказал Лёлик.— Где брильянты?
— Тс-с-с! — приложил палец к губам Кеша, опасливо оглядываясь назад.— Пойдем скорей отсюда. По дороге все расскажу. Где машина?
— Ты мне не прикидывайся придурком! Где брильянты? — Я тебя спрашиваю.
— Спокойно, Лёлик, не шуми. Все в порядке. Бриллианты там, где им положено быть. В гипсе.
— В каком еще гипсе?
Лёлик наклонился и ощупал Кешины ноги.
— Не устраивай спектакль, Лёлик. Все нормально. Кроме того, что гипс неожиданно оказался не на моей руке.
Глаза Лёлика наполнились ужасом:
— А на чьей?
— Сейчас поймешь,— как можно более спокойно ответил Кеша, садясь в машину.