повреждений. Однако реакция полковника при виде оружия была противоположной: он спокойно поднес папиросу ко рту и наклонился над пистолетом. Капитан щелкнул курком, и над черным вороненым дулом взвился тоненький язычок пламени. Полковник прикурил, глубоко затянулся и отошел в сторону.
— «Гиббсон»? — спросил он, не оборачиваясь.
— Так точно, товарищ полковник,— с торопливой готовностью подтвердил капитан.
— Так как же это вы так... попались?
— Я никак не рассчитывал, товарищ полковник, что он таким образом отреагирует на обыкновенную зажигалку. Я совершенно не подумал, что он примет ее за настоящий пистолет.
— В нашем деле, капитан, принято предусматривать все до мельчайших деталей. А вам чутье на этот раз почему-то отказало, и вот он, результат... как говорится, на лице.
Полковник замолчал. Он продолжал стоять, отвернувшись от Нечаева, и, пуская густые клубы дыма, внимательно разглядывал что-то в противоположном углу кабинета.
Капитан, наконец, осмелился первым нарушить молчание:
— Наверное, мне бы надо...
— Не надо,— отрезал полковник.
— Понял.
— Он согласился?
— Согласился.
— Это хорошо. Приободренный капитан сказал:
— Теперь вот такое предложение... — Какое?
— А что, если...
— Ясно. Тогда, может быть, нужно...
— Не нужно.
— Понятно. Разрешите хотя бы...
— Вот это попробуйте.
— Так точно. Попробую.
— Правильно. Вам поручена эта операция, так что действуйте смелее.
— Понял.
— Докладывайте, что дальше.
— Есть, товарищ полковник. Когда мы с ним познакомились таким странным и необычным образом, я изложил ему наш план.
— Он его принял?
— Да. Без каких-либо возражений. Правда, у него были кое-какие сомнения...
— Сомнения насчет чего?
— Насчет того, что он с ним справится.
— Вы смогли его убедить?
— Безусловно.
— Ладно. Будем считать, что операция началась вполне успешно, если не считать вашей слегка подпорченной внешности. Но, думаю, это ненадолго.
— Я тоже надеюсь, товарищ полковник.
— Что ж, желаю удачи.
— Спасибо. Я могу идти?
— Вы свободны.
Нечаев отдал честь и вышел из кабинета.
* * *
— Надя! Здравствуй! Это я приехал!
Но жена лихорадочно замахала на него обеими руками:
— Тише, Сеня, дети уже спят!
— Уже? Но почему так рано?
— Они ждали тебя, ждали, но потом свалились. Ты знаешь, который час? .
— Нет...
— Половина первого. Почему так долго, Сеня? На чем ты добирался из порта?
— Такси.
— Ой, Сенечка, я так соскучилась! — тихонько вскрикнула вдруг Надя, когда муж вошел в прихожую и закрыл за собой дверь. Она кинулась к нему на шею и нежно поцеловала. Но почти сразу же с испугом отпрянула от неожиданности, ощутив прикосновение чего-то твердого и холодного, что бревном лежало поперек мужниной груди.
— Господи! — вскричала Надя.— Что это, Сеня?
— Ничего страшного, Наденька, не волнуйся.
— Как же «не волнуйся», ведь это гипс! Ты сломал руку? Но как это случилось?!
— Я тебе все расскажу. Давай сначала попьем чаю, хорошо? — пытался оттянуть момент объяснения Семен Семеныч.
— Нет, это невозможно! Тебя нельзя никуда отпускать одного! Я так и знала!
— Надя, успокойся! Ведь я жив-здоров.
— А рука?
— Это пустяки. Пройдет. Давай, я лучше расскажу тебе, что я видел, где побывал. А хочешь, покажу сувениры? Я тут привез кое-что и тебе, и детям...
— Хорошо, хорошо. Но сначала — чай.
Скинув пиджак и обув домашние тапочки, Семен Семеныч, не распаковывая чемодан, зашел в ванную, кое-как вымыл единственную свободную руку и отправился на кухню. Увидав на столе огромный яблочный пирог, свое любимое лакомство, он радостно вскрикнул, вложив в свои слова как можно больше ласки и растроганности:
— Надя! Я тебя так люблю! Я так соскучился! Наконец-то я дома. Как здесь хорошо! И меня ждет любимый пирог...
— Ты на детей не хочешь взглянуть? — спросила вдруг очень серьезно жена.
— Они давно заснули, Надюша? — попытался смягчить свою забывчивость Семен Семеныч.— Я боюсь их разбудить...
Он все-таки отправился в детскую, мысленно ругая себя за то, что из-за передряг минувшего вечера не успел приехать раньше, чтобы встретиться с детьми.
Они мирно спали. Танюшка улыбалась во сне, подложив под щеку ладошку. Ее белокурые волосики, отросшие за месяц и заплетенные в тонкую косичку, лежали на подушке золотистой змейкой. Горбунков чуть не прослезился от нежности и осторожно поправил сбившееся одеяло. Постояв еще с минуту, он повернулся туда, где спал Вовка. Мальчик сопел и причмокивал губами. Вероятно, ему снилось что-то очень вкусное. Он лежал, разметавшись на кровати, обессиленный за день игрой в футбол и другие незатейливые мальчишечьи игры.
Семен Семеныч счастливо вздохнул, щелкнул выключателем и осторожно вышел из комнаты.
Вернувшись на кухню, он растроганно обнял за плечо Надю, которая только что закончила разрезать пирог. Она осторожно откинула голову и прильнула затылком
к подбородку мужа. Прижаться к нему всем телом ей мешал гипс.
— Садись, Сеня,— сказала она.— Давай пить чай. Я тоже рада, что ты вернулся.
Включив неяркое бра, прикрепленное к стене над обеденным столом, супруги Горбунковы, наслаждаясь долгожданной встречей, приступили к чаепитию, тихо переговариваясь друг с другом. Надя рассказывала, как у нее идут дела на работе, о том, как вели себя дети в отсутствие отца и еще о многом другом, что происходило в их жизни за последний месяц. Затем они вышли ненадолго в комнату, чтобы разглядеть сувениры, которые привез Семен Семе-ныч. Они вполголоса обсуждали, кому что подарить и что оставить детям. Вернувшись в кухню, Надя начала убирать со стола.
Внезапно в дверь позвонили. Семен Семеныч вздрогнул от неожиданности и весь напрягся. В одно мгновение его сердце, лихорадочно забившись, наполнилось страхом. Он не мог найти в себе силы, чтобы открыть дверь.
Звонок повторился.
— Кто это к нам решил наведаться в такое позднее время? — беззаботно спросила Надя. И сразу же сама ответила на собственный вопрос: — Не иначе, Лидия Петровна. Сень, открой, а я пока постелю постель.
Выйдя в коридор и не сразу нащупав выключатель, Семен Семеныч чуть не свалил на пол висящий возле входной двери Вовкин велосипед. Прежде чем повернуть в замке ключ, он чутко прислушался, пытаясь различить хоть какие-нибудь звуки, доносящиеся с лестничной площадки. Однако там было тихо. Кто-то стоял по ту сторону двери и терпеливо ждал, пока она отворится. Выхода не было, нужно было открывать. Но, прежде чем это сделать, Горбунков зачем-то, вероятно, для правдоподобия, продел левую руку в бинт, свисавший с шеи.
Отомкнув, наконец, дрожащей рукой замок, он толкнул дверь от себя и, приготовившись к самому худшему, автоматически отпрянул назад. Однако это действительно была Лидия Петровна, их соседка. Но она была не просто соседкой Горбунковых. Эта красивая, ухоженная и невероятно энергичная женщина средних лет была управдомом и важным общественным деятелем. Сияя обворожительной улыбкой, она без приглашения вошла в дом, плотнее запахнула иолы цветастого шелкового халата и мельком глянула на перевязанную руку Семена Семеныча.
— Добрый вечер, Семен Семеныч!
— Добрый вечер...
— Извините, что так поздно, но вы же сами понимаете — общественное дело прежде всего. Вот, решила заглянуть и справиться, все ли у вас в порядке.
— Да вроде все, спасибо...
— Что у вас с рукой?
— Да вот...
Однако Лидия Петровна больше его не слушала. Ей не терпелось поскорее увидеть то, что Горбунков привез из-за границы. Она четко подрассчитала этот ночной визит.
Прошмыгнув в комнату, досужая женщина обшарила быстрым и цепким взглядом каждый ее угол, каждую полочку и тумбочку. Она мимоходом, словно оценивая ощупывала все, что попадалось ей под руку, некоторые вещи брала в руки и, повертев перед собой, ставила на место.