брюки-шорты были скомканы и с остервенением заброшены в угол.
Заметив в зеркале знакомую фигуру Лёлика, Кеша, не оборачиваясь, нервно спросил:
— Что случилось? Почему шеф здесь?
Находясь на помосте, он, конечно же, видел сидящего в зале шефа, и от этого чувствовал себя еще более погано. Надо же, черт побери, чтобы шеф стал свидетелем того, как он, блистательный Кеша, оскандалился!
— Все меняется,— сообщил, подходя ближе, Лёлик.
— Как меняется?!
Кеша застыл на месте с накинутым на одно плечо пиджаком.
— Операцию будем проводить у «Белой скалы»,— торопливо уточнил Лёлик.
Уже продевая в рукав пиджака вторую руку, Кеша спросил:
— Почему не на «Черных камнях»?
— Там днем слишком людно.
— Но у «Белой скалы» нет клёва!
— Клев...—неожиданно гаркнул на всю комнату Лёлик.
— Тс-с!
Кеша приложил палец к губам и многозначительно озирнулся вокруг.
— Клев будет, это я беру на себя,— уже более спокойно продолжал Лёлик.
— Интересно, интересно,— с недоверием протянул Кеша и начал внимательно разглядывать в зеркале проступающую, несмотря на грим, синеву вокруг глаза.
— Клевать будет так, что клиент позабудет обо всем на свете, вот увидишь!
— Хотелось бы знать, как ты это устроишь,— сказал Кеша, припудривая лицо.
— Это не твои заботы.
— Дальше все идет по плану?
— Усе идет, как условились,— окончательно успокоившись, ответил Лёлик.— Ты слегка его оглушаешь...
Лёлик неожиданно вытащил из-за пазухи длинный металлический прут, похожий на кочергу и загнутый с одного конца, и осторожно передал его Кеше:
— Держи!
Кеша взял двумя пальцами кочергу и, покрутив перед собой, внимательно ее осмотрел.
— Лёлик, но это же не эстетично! — наконец воскликнул он с возмущением.
— Это дешево, надежно и практично!
Словно испытывая оружие, Кеша легонько постучал себя по голове острым металлическим концом.
— Ну, смотри...— неуверенно протянул он.
— А нечего тут смотреть! — отрезал Лёлик.— Быстренько снимаем гипс и сматываемся. Все!
— Так, а мое алиби?
Кеша предостерегающе вытянул руку вперед.
— Ах, да! Чуть не забыл,— воскликнул Лёлик.— Ты остаешься со следами насилия на лице...
— Что?! Меня снова будут бить?
— Ну да. Ты как будто бы будешь жертвой нападения неизвестных бандитов.
— Лёлик, только я тебя прошу, чтобы...
— Чтобы что?
В ответ Кеша выразительно провел рукой по своему лицу, слегка притрагиваясь кончиками пальцев к следам трудов дорогого шефа.
Лёлик решительно выбросил вперед руку:
— Не беспокойся, Козлодоев...
— Козодоев,— поправил его Кеша.
«Козлодоев» была его кликуха, прилепившаяся к нему еще со школьных лет. Он считал ее омерзительной и незаслуженно обидной. Однако Лёлик, то ли по забывчивости, то ли дразня напарника, упорно называл его Козлодоевым.
Вот и сейчас, на секунду запнувшись, словно собираясь поправиться, нахально повторил:
— Козлодоев!
Кеша понял, что спорить было бесполезно. Взяв с туалетного столика флакон с одеколоном, он нажал на маленькую резиновую грушу и несколько раз брызнул себе на щеки.
Как бы желая поставить последнюю точку в разговоре, Лёлик собрал пальцы в кулак и, поднеся его к самому лицу Кеши, словно прицеливаясь, громко сказал:
— Бить буду аккуратно, но сильно!
— Вот как? — иронично поклонился ему Кеша.— Ну что же, и за это спасибо.
— Га-га-га!!! — рассмеялся вдруг собственной шутке Лёлик, окончательно развеселившись и широко раскрыв рот.
Такой наглости Кеша перенести уже не мог. Это был предел его терпения. Нужно было чем-то ответить. И он ответил. Высоко подняв перед собой флакон, он быстро прицелился и с остервенением нажал на грушу, пустив при этом мощную струю одеколона прямо в раскрытую пасть Лёлика.
* * *
Лифт давно не работал, так как было уже за полночь. Чтобы не разбудить спящих детей и жену, Семен Семеныч осторожно прикрыл дверь и вышел на лестничную площадку. Спустившись вниз, он повстречал на первом этаже тетю Машу, уборщицу. Она всегда убирала подъезды в это время, когда жильцы уже улеглись спать и не шастают взад-вперед, мешая уборке.
— Добрый вечер,— поздоровался с ней Горбунков.
— Добрый вечер,— приветливо ответила женщина, распрямившись и удивленно поглядев на него.— Куда это вы собрались на ночь глядя?
Семен Семеныч грустно поднял руку, на которой болталась пустая хозяйственная сетка:
— Да вот, завтра рано утром на рыбалку... А сейчас хватились, а хлеба нет. Придется теперь идти на проспект, в дежурный. Кстати, вы не знаете, он сегодня работает?
— Вроде, да.
— Ну что ж, пойду. Далеко, а надо...
Тетя Маша согласно покивала и проводила взглядом понурую фигуру Горбункова.
Стараясь преодолеть страх, Семен Семеныч вышел на ночную улицу. Он шел, прибавляя шаг и бесконечно оглядываясь по сторонам. Ему чудились посторонние звуки, Таинственный шорох в кустах, чьи-то шаги за спиной... Проходя мимо белой стены одного из домов и, озирнувшись в очередной раз, он снова поглядел вперед. Но вдруг
неожиданно заметил слева от себя чью-то черную фигуру. Мгновенно остановившись, Семен Семеныч пригнул коленки, слегка отпрянув назад, и принял боксерскую стойку. При этом сетка в его руке смешно подпрыгнула. То же самое произошло и со зловещей фигурой. Горбунков понял, что испугался собственной тени. Успокоившись и поправив козырек кепки, он отправился дальше.
Чтобы укоротить путь, он свернул в одну из темных подворотен. Так было ближе. Внезапно яркий луч карманного фонарика прорезал темноту, и Семен Семеныч снова согнул колени, собираясь дать деру. Но тут его взгляд упал вниз и выхватил чьи-то ноги, безжизненно вытянутые на земле. Крик отчаяния и страха вырвался из его груди. Скорее, это был даже не крик, а страшный рев смертельно раненного зверя. Семен Семеныч не мог пошевелиться и как завороженный смотрел на стоптанные и грязные подошвы лежавшего на земле человека.
Неожиданно зажегся еще один фонарик, осветив двух мужчин в милицейской форме, которые, склонившись над трупом, внимательно его разглядывали.
«Его убили! — пронеслось в мозгу Семена Семеныча.— Вместо меня! Они караулили, а потом обознались! Какой ужас! Что же теперь делать?»
Он несмело шагнул вперед и в порыве откровенности произнес, обращаясь к милиционерам:
— Ребята, на его месте должен был быть я...
Один из милиционеров повернулся к Горбункову и с явным подозрением его оглядел. Но, заметив болтавшуюся в безвольно опущенной руке сетку и грустный непорочный взгляд Семена Семеныча, коротко бросил:
— Напьешься — будешь!
— Ладно, давай грузить,— прервал этот незаконченный диалог второй милиционер.
И собеседник Горбункова, не проявляя к нему больше никакого интереса, склонился над телом со стороны ног, а его напарник и коллега схватил эту безжизненную массу за руки.
— Ля-а, ля-ля-ля-ля-ля-ля! — далеко разнеслась по спящей улице едва узнаваемая мелодия из «Кавказской пленницы», исполненная хриплым пропитым голосом, если это вообще можно было таковым назвать.
Наконец, до Семен Семеныча дошло все. Поняв, что чуть не попал впросак, рассказав, пусть даже и милиции, но посторонним, в общем-то, людям, сокровенную тайну, о которой ему приказано было молчать, он в ужасе приложил ладонь ко рту.
Пьянчугу унесли. Однако его специфический вокал был слышен еще довольно долго, во всяком случае, до тех пор, пока не захлопнулась за ним милицейская машина. Наконец, взревел мотор, и ночной искатель приключений отправился добывать ночь в гостеприимных покоях ближайшего вытрезвителя.
Семен Семеныч снова остался один. Несколько секунд потоптавшись на месте, он вспомнил, куда шел, и снова двинулся вперед. Но вдруг перед ним снова бесшумно выросла огромная черная тень, отпечатанная на стене. Махнув рукой и не испугавшись на этот раз, будучи уверенным, что тень — его собственная, Горбунков сделал шаг вперед. Однако тень неожиданно заговорила: