Он вышел, и его шаги стихли за дверью. Джудит продолжала сидеть, потрясённо глядя перед собой и машинально обмахиваясь веером.
Глава 27
Виктор не находил себе места от волнения. Причиной тому был не столько предстоящий развод с Джудит, сколько странные события в асунсьонской гостинице «Куатро флорес». Он дозвонился до администрации и попросил, чтобы ему объяснили отсутствие сеньоры Илюшиной. После некоторой заминки администратор сообщил, что русская дама, для которой был забронирован двадцать второй номер, препровождена в полицию. Дополнительных сведений он дать либо не смог, либо не пожелал, говоря, что ничего не знает. Виктор терялся в догадках. Неужели за Мариной потянулся «московский след»?
На следующее утро, по его просьбе, Арчи Фицджеральд связался с секретариатом гильдии адвокатов Асунсьона и выяснил некоторые подробности. Новость, которую сообщил Арчи, повергла его в шок. Марина Илюшина арестована по обвинению в контрабанде наркотиков! Ей грозит двадцать лет тюрьмы!
Виктор без колебаний сдал билет до Лондона и заказал место в самолёте, летящим в Асунсьон. Затем позвонил в Москву Абрамову, который тоже собирался лететь в Лондон, и предупредил его, что не сможет присутствовать на оглашении завещания. Пусть оглашают без него. Позднее Абрамов должен перезвонить ему.
В Асунсьоне Карелина уже ждали адвокат Хайме Лоредо и некий сеньор Жоао Перейру. Лоредо отрекомендовал его Виктору как человека, умеющего решать сложные проблемы.
— Ваша знакомая попала в весьма затруднительную ситуацию, — сказал адвокат, — но я думаю, что сеньор Перейру найдёт из неё выход.
Перейру был невысоким коренастым бразильцем лет сорока пяти, с густой чёрной шевелюрой. Виктору он улыбнулся как старому знакомому.
— Мне уже случалось оказывать услуги состоятельным клиентам сеньора Лоредо, — сообщил он о себе без лишней скромности. — И пока ни один не остался недоволен!
— Очень рад знакомству, — ответил Виктор.
Он хотел сразу, прямо из аэропорта, отправиться в Сан-Лоренсо, но Перейру отговорил его.
— Понимаете ли, в чём дело, — сказал бразилец, отведя Карелина в сторону. — Ситуация, в которой оказалась ваша девушка, может быть разрешена только одним способом…
— Каким же?
— Надо готовить побег. И как можно скорее, пока она в следственной тюрьме. Когда её переведут в обычную, куда-нибудь в джунгли, сделать это будет гораздо труднее, а главное — дороже…
— Но почему сейчас я не могу увидеться с ней?
— Потому, что вам не следует «светиться». После её побега будут устанавливать личности всех, кто её навещал. Зачем вам лишние проблемы? Тем более вы человек известный, недавно тут прошёл фильм с вашим участием… Предоставьте это дело мне.
Сеньор Перейру взялся за организацию побега обстоятельно, но и без лишнего промедления. Прежде всего внимательно изучил фотографии Марины, сделанные в тюрьме. Их раздобыл для него адвокат. Затем они с Виктором вылетели в соседнюю Аргентину, где в бедных кварталах Буэнос-Айреса, по словам бразильца, женщины ради денег готовы пойти на любую авантюру. У Перейру повсюду имелись знакомые, причём, как вскоре убедился Виктор, далеко не безупречные в своих отношениях с законом. В Буэнос-Айресе экскурсию по осмотру женщин для них организовал некий Джеф Кабилла. Криминалом от него разило за версту. Из нескольких более-менее подходящих кандидатур Виктор, почти не раздумывая, выбрал одну. Сходство с Мариной чувствовалось даже не столько в пропорциях фигуры, сколько в осанке, манере держать голову и особенно в открытом взгляде светло-карих глаз. Перейру одобрил его выбор.
— Я с самого начала знал, что мы возьмём именно её, — сказал он Кабилле.
Тот бесстрастно кивнул. Девушку должны были загримировать и отвезти в следственную тюрьму в Сан-Лоренсо, где незаметно для тюремщиков подменить на настоящую узницу.
Она, видимо, знала, на что идёт. За участие в заговоре с целью побега арестантки ей грозил немалый срок.
Легковая машина, в которой находились Карелин, Перейру и Кабилла, стояла в десятке метров от хибары, служившей домом для девушки и её родных. Виктор сквозь большие затемнённые очки смотрел, как девушка прощается с родными. Объятия и рыдания длились почти целый час. Актёр хмурился. Он чувствовал себя виноватым перед этой семьёй.