Когда позвонил Боб, Богдан был рядом, руководил, говорил, что делать: повесить трубку, пообещать перезвонить, а после выдать сказочку про ключ. Катарина была напугана, растеряна, однако понимала: если Бегичи сочтут, что она на их стороне, что выполняет их указания, это пригодится, даст шанс на спасение.
Катарина решила выжидать, действуя по обстоятельствам, и в конце концов все получилось как надо. Боб и Давид восхищались ее выдержкой, были признательны и благодарны, но сама она долго не могла простить себя, совестилась, поэтому они с Бобом держались на расстоянии друг от друга, общались лишь изредка, по необходимости. Лишь перед Новым годом стали сближаться, постепенно сужая круги.
Сейчас она приехала погостить в Сараево, где теперь жили Боб и Давид. Боб продолжал работать на Давида, был его помощником, компаньоном.
Отметив Рождество с мамой, Катарина побыла пару дней у отца и Мии. Теперь они встречались куда чаще, чем прежде, и даже мама смирилась, перестала возражать против их встреч.
Недавно мать с отцом впервые за много лет поговорили и умудрились не поругаться. Катарина полагала, свою роль здесь сыграло то, что у Хелены завязались серьезные отношения с интеллигентным бездетным вдовцом, который останавливался в ее гостевом доме. Если все так пойдет и дальше, они поженятся: счастливая парочка уже обсуждала вопрос совместного проживания.
Отец (и мать, конечно, тоже) никогда не узнал, что Миа приложила руку к поездке Катарины. Скрыть, что она ездила в Неум, было невозможно, история вышла громкая, имя Катарины попало в СМИ, но Стефан считал, что это была собственная инициатива старшей дочери.
Пожар в «Бриллиантовом береге», во время которого не погиб никто, кроме госпожи Лазич, обсуждали на все лады. Ее смерть была признана несчастным случаем: при попытке выбежать из здания женщина упала и ударилась головой.
Давид, а с его подачи и Боб, и Катарина не стали обвинять Филипа, заявлять на него в полицию.
— Мама сказала, чтобы я не делал этого, — пояснил Давид. — Поступлю, как она хотела.
Причин возгорания выяснить не удалось. Не выявили виновников, не нашли следов горючих веществ. Здание можно было восстановить, не так уж сильно оно и пострадало, но на это потребовались бы немалые средства и время. Со средствами, однако, стало туго: люди, чье имущество пострадало, чей отпуск оказался сорван, предъявляли претензии хозяевам, подавали в суд, добивались компенсации. Бегичи платили за каждую ссадину, шишку и царапину, полученную, когда постоялец убегал, спасаясь от огня.
Проблемы со страховой компанией, бесконечные тяжбы, скандальные интервью, в которых полуправда сочеталась с ложью… Происшествие было загадочное, можно сказать, мистическое, поэтому ползли слухи, множились сплетни, а в результате пересудов и статей в прессе от репутации отеля остались одни лохмотья. Вряд ли у «Бриллиантового берега» был шанс когда-либо восстановиться.
Истину о том, что творилось в отеле, не узнал никто, в том числе и Миа, некогда умолявшая Катарину отправиться в «Бриллиантовый берег». Но эту историю и невозможно сделать достоянием широкой общественности. Кто бы в нее поверил?
Впрочем, как сказала Катарине Миа, ей стало легче: прекратились ночные кошмары, а Сара, если и снилась, выглядела довольной и счастливой.
— Дочка просила меня перестать плакать, — говорила Миа, — сказала, что отныне свободна. И что мы со Стефаном ни в чем не виноваты, она любит нас и всегда любила.
Конечно, Миа чувствовала: Катарина недоговаривает, но не настаивала, не задавала лишних вопросов. Ей хватало веры в то, что Сара пребывает в ясном, светлом месте.
— Спасибо, милая, — сказала Миа Катарине, а когда та удивилась, за что, ответила: — Я знаю, ты сделала для Сары что-то важное. То, что помогло ей. Ни о чем не спрашиваю, но век буду тебя благодарить.
Пока шла к столику, за которым ее ждал Боб, Катарина думала, насколько изменилась ее жизнь за прошедший год. Минувшее Рождество она встречала совсем с другими мыслями, ей казалось, жизнь близится к финишу, ничего хорошего не ждет. Теперь же она полна надежд, устремлена в будущее, снова верит в чудеса и точно знает, что они случаются.
И злые, и добрые.
— Как Давид? — спросила Катарина, когда официант отошел от их столика, приняв заказ.
— Сказал, чтобы я не вздумал возвращаться раньше полуночи. — Боб старался говорить непринужденно, но Катарина чувствовала его волнение. — Еще просил узнать, когда ты придешь в гости, и спросить, не хочешь ли тоже перебраться в Сараево.