Старшему Оппенгеймеру, который «оксфордов» не кончал, в годы кризиса некогда было отвлекаться на столь аристократические и, с его точки зрения, бесполезные для алмазно-золотого дела занятия, как разведение лошадей. Юному Гарри тоже пришлось на время забыть о светских развлечениях и окунуться в дебри сложных бухгалтерских расчётов в конторах многочисленных отцовских фирм. Прозу жизни «ценитель поэзии» познавал на примере разбойничьих акций «Англо-Америкен корпорейшн», которая, подобно спруту, протягивала хищные щупальца во всё новые районы Африканского континента.
В своё время, когда Гарри Оппенгеймер достиг совершеннолетия, он получил от родителя в подарок не часы, не скаковую лошадь и даже не автомобиль, а 10 тысяч акций «Англо-Америкен». Теперь глава ААК давал сыну уроки обращения с ними, он лично натаскивал его, посвящая во все фирменные секреты умножения капитала, каковых знал предостаточно. Попутно внушал ему принципы, которыми, по его мнению, должен руководствоваться любой бизнесмен, рассчитывающий на серьёзный успех. Трезвый анализ обстановки, быстрота и решительность в действиях, умение абстрагироваться от «эмоциональных факторов» – так формулировались Эрнстом Оппенгеймером слагаемые успеха. А ещё рекомендовал своему отпрыску развивать в себе интуицию, способность в критические моменты принимать молниеносные решения. «Если умный думает слишком долго, – поучал он, – дурак успеет додуматься до того же самого».
Ветераны «Англо-Америкен корпорейшн», которым довелось работать с обоими Оппенгеймерами, не расходятся в оценках, вспоминая, что «наследный принц» довольно быстро овладевал искусством бизнеса. Отец и сын с каким-то неистовством продолжали спекуляции на бирже, вели изыскательские работы в поисках новых месторождений. Биографы называют их гениями по части добывания колоссальных средств, которые были необходимы для осуществления бесчисленных проектов по расширению масштабов империи ААК.
Вторая мировая война почти не нарушила привычный ритм работы огромной машины ААК. Инцидентов, подобных тем, что заставили Эрнста Оппенгеймера четверть века назад покинуть Кимберли, больше не повторялось. Слишком велики были богатство и могущество оппенгеймеровской империи, чтобы кто-то мог позволить себе напомнить отцу и сыну, общение с которыми почитали за честь министры и премьер-министры доминиона Южно-Африканский Союз, об их немецком происхождении.
Тем не менее, демонстрируя «патриотические» чувства, старший Оппенгеймер отдал часть своего поместья под госпиталь, а его «наследный принц» отправился в армию, чтобы утвердить фамильную репутацию на поле брани. В летописи танкового полка не сохранилось упоминаний о ратных подвигах будущего «бриллиантового» Гарри. Его сослуживцы тех лет рассказывают, что полным лишений и опасностей боевым будням в песках Северной Африки, где разворачивались сражения, он предпочитал тыловые хлопоты в Каире. И, по собственному признанию, в те годы он хорошо освоил... игру в поло: вряд ли таким же «успехом» могли похвалиться многие офицеры союзных войск, которым пришлось участвовать в нелёгких кампаниях в Северной Африке.
Впрочем, не желая искушать судьбу – на войне ведь всякое случается, – Эрнст Оппенгеймер поторопился вернуть сына поближе к дому. Тем более что обеспечение безопасности «наследного принца» становилось проблемой государственной важности. Премьер-министр Южно-Африканского Союза Я. X. Смэтс лично увещевал главу ААК, чтобы тот поскорее убедил своего отпрыска не затягивать пребывание в действующей армии.
«Премьер-министра очень волновало, что любая неприятность с Гарри может пагубно отразиться на Эрнсте Оппенгеймере и на судьбе всего его предприятия», – пишет биограф семейства А. Хокингс.
А тут как раз подвернулся удобный случай, позволяющий «бриллиантовому» Гарри, как говорится, не теряя лица, отправиться в самый что ни на есть глубокий тыл. Командира 2-й бронетанковой дивизии генерала де Вилльерса, в которой служил Оппенгеймер-младший, переводили в Кейптаун. В свой новый штаб он из всей дивизии прихватил лишь одного офицера. Нетрудно догадаться, что им был наш герой. С июня 1942 года о войне ему напоминали лишь сводки с театра военных действий, да ещё мундир, в котором он не без удовольствия красовался на приёмах. Когда война окончилась и де Вилльерс вышел в отставку, Оппенгеймеры не забыли оказанной услуги: генерала сделали членом правления алмазной монополии «Де Бирс».
После 1945 года Оппенгеймеры с удвоенной энергией ринулись в бой за расширение своих владений. В числе памятных дат в летописях «Англо-Америкен корпорейшн» особо чтится 16 апреля 1946 года – день, когда на участке в 5 милях от Оденсдаала бурильщики проникли в основную жилу. Через несколько часов информационные агентства разнесли по всему миру сообщение о том, что в Южной Африке открыто новое Эльдорадо. Работы велись по совместной заявке двух компаний, акции которых сразу же резко подскочили вверх.
Спекулятивный ажиотаж, тщательно направляемый чьей-то умелой рукой, превратился в настоящую «золотую лихорадку». Люди скупали акции, пренебрегая, как писали позднее экономические обозреватели, одной из основных заповедей горнорудного дела: нужны годы и многомиллионные капиталовложения, прежде чем новые разработки дадут выход продукции и принесут прибыль. А пока что выяснилось: за обеими компаниями, добравшимися до золотой жилы, скрываются капиталы ААК. Через несколько лет золотые прииски Оранжевого Свободного государства стали одной из самых доходных отраслей оппенгеймеровской империи.
Убедившись, что освоение нового золотопромышленного района поставлено на прочную основу, глава «Англо-Америкен корпорейшн» решил, что пришла пора приставить сына к большой политике. На парламентской арене в то время подвизались две основные буржуазные партии: Объединённая и Националистическая, несколько расходившиеся в оценке методов сохранения «бааскапа» – господства белого человека в Южной Африке. Поскольку сам Эрнст Оппенгеймер проходил парламентскую «школу» в рядах Объединённой партии, то и «наследному принцу» был уготован тот же путь. Тем более что Объединённая партия была правящей. В 1948 году его избрали в палату собраний (нижняя палата южноафриканского парламента) от округа Кимберли, который слывёт семейной вотчиной Оппенгеймеров. Правда, случилось так, что именно на выборах 1948 года к власти пришла оппозиционная Националистическая партия, избравшая в качестве предвыборного лозунга призыв к введению системы апартеида, – тогда никто ещё в стране толком не знал, что скрывается за этим новым термином.
Едва ли не самое примечательное в парламентской деятельности обоих Оппенгеймеров – это то, что оба они числились, или, точнее, числили себя, в «либералах». Основатель ААК, заседавший в парламенте на протяжении 15 предвоенных лет, даже получил специальное разрешение от лидера Объединённой партии Я. X. Смэтса выступать в облике «либерала», что, как подчёркивал позднее Гарри Оппенгеймер, совершенно не соответствовало официальной линии партии. Но разве можно отказать в подобной невинной прихоти человеку, чьи средства столь обильно пополняли партийную кассу.
Впрочем, как замечает Оппенгеймер-младший, взгляды его папаши совсем не согласовывались с тем, что большинство людей понимает под либерализмом. Оппенгеймер-отец, по его словам, был сторонником расовой сегрегации, он пришёл бы в ужас от одной только мысли о возможности прихода к власти африканского большинства. Его «либерализм» сводился к убеждению, что на белого человека «возложен долг управлять африканцами мудро, справедливо, гуманно».
Большим «либералом» слывёт и «бриллиантовый» Гарри. Время от времени он даже позволяет себе критиковать «крайности» апартеида. Нынешний глава ААК считает методы угнетения африканцев, практикуемые националистическим правительством, «архаичными». Нет, он и не помышляет о предоставлении равенства африканцам. Но, как человек более дальновидный, чем оголтелые фанатики-расисты, заправляющие в министерских канцеляриях Претории, он постепенно пришёл к выводу, что путь террора и репрессий, которым следует правительство националистов, только ускорит неминуемый крах расистского южноафриканского государства.