Выбрать главу

Херувимов еще раз взглянул на любительскую карточку, невесть каким способом добытую несколько лет назад. И ему показалось, что изображенный на ней приятный молодой человек фамильярно кивнул будущему товарищу министра.

* * *

Свой первый замочек Савушка вскрыл спицей, когда ему только-только стукнуло восемь годков. То была шкатулка Парамона Мироновича, хитрованского туза. Но вместо тычка или подзатыльника мальчишка получил от приемного отца горсть шоколадных конфет.

– Ишь ты, ловок, – похвалил Парамон Миронович. – Далеко пойдешь, малый.

Затем шустрый приемыш начал расправляться с замками входных дверей, и к двенадцати годам не было такого замка, который бы не смог открыть без ключа Савушка.

Первый свой сейф Савелий Родионов взял, будучи студентом Берлинского университета, – все же старый Парамон, послав его учиться, желал для Савелия иной доли, нежели воровской, выпавшей ему самому. Но в Берлине Родионов выпотрошил три банка, а вернувшись в Россию, первым делом взял сберегательный банк в Староконюшенном переулке. Затем были вскрыты сейфы Торгово-сырьевой и Московской бирж, несколько ломбардов, Русско-Английского и Российского Кредитного банков и даже Национального Российского банка. Ему уже дышал в затылок начальник розыскного отделения Департамента полиции генерал-майор Аристов, но Родионов с Лизаветой вовремя ретировались в Париж, городишко, прямо сказать, отменный. Недаром говорят: увидеть Париж и умереть. Это как раз и могло произойти с Савелием, ибо вляпался он в пренеприятнейшую историю с масонами, мистикой, заговорами, террористами и бравой российской контрразведкой. И случилось так, что он и Лизавета оказали последней большую услугу. Посему получили возможность вернуться в Россию беспрепятственно, что незамедлительно и сделали. И не то чтобы оказался Савелий Родионов прощенным. Нет, на него все равно не было у полициантов ничего, кроме косвенных улик, – заарестовать, конечно, можно, да что предъявишь суду? И все же в Департаменте полиции от него отцепились с формулировкой «Оставить означенного Савелия Николаева Родионова при подозрении». Это обязывало пристава той части города, в границах которой проживал Родионов, «присматривать» за ним, ведать о его передвижениях, а ежели Родионов покидал город – сообщать об этом полицмейстеру, дабы тот имел возможность телеграфировать своему коллеге в город, в коий держал путь Савелий, – встречайте, дескать. Поначалу Родионов «хвоста» за собой не замечал, покуда однажды верный Мамай не сказал ему, сузив и без того крохотные глаза в узкие щелочки:

– А вит нас пасут, хузяин.

Пристав Херувимов менял филеров ежедневно, все они были серы, незаметны и в глаза не броски, посему заметить слежку было довольно трудно. И каждый день такой вот неприметный человечек шел за Савелием, если тот куда-либо шел, катил за ним, если тот ехал, топтался возле дома, если Родионов не выходил из квартиры, докладывая обо всем своему приставу после окончания дежурства. Был такой человечек и в толпе провожающих, и ежели бы Савелий вышел на палубу отплывающей «Ниагары», ему все же было бы кому помахать шляпой.

Глава 4

ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ

Книжица в коричневом переплете из кейса пухлого американца называлась «Судебный процесс по делу о похищении в Казани явленной чудотворной иконы Казанской Божией Матери» и содержала полный стенографический отчет этого процесса. Суть дела была в следующем.

В ночь на 29 июня 1904 года в городе Казани из запертого собора во имя явления Казанской Божией Матери Богородицкого девичьего монастыря было совершено похищение святых икон Казанской Божией Матери и Спасителя в драгоценных ризах. Особо чтимой из похищенных икон являлась первая, оправленная в очень ценную ризу со вделанной в нее короною императрицы Екатерины Великой, подаренной монастырю самой государыней во время ее визита в Казань в мае 1767 года.

В результате дознаний, проводимых полицмейстером Панфиловым, были выявлены преступники: крестьянин села Жеребец Жеребцовской волости Александровского уезда Екатеринославской губернии Варфоломей Андреев Стоян 28 лет, крестьянин села Долженкова Долженковской волости Обоянского уезда Курской губернии Ананий Тарасов 30 лет, мещанин города Казани Федор Захаров 69 лет, запасный младший унтер-офицер из казанских цеховых Николай Семенов Максимов 37 лет, мещанка города Мариуполя Екатеринославской губернии Прасковья Константинова Кучерова 25 лет, сожительница Стояна, и мещанка же города Ногайска Таврической губернии Елена Иванова Шиллинг 49 лет. Первой четверке инкриминировали преступный сговор с целью грабежа, причем предусмотренные в их отношении статьи «Уложения о наказаниях» отягощались святотатственностью содеянного преступления, а преступные дамы привлекались к уголовной ответственности за укрывательство и недоносительство.

Собственно, следствию повезло. На главного заводчика сей святотатственной кражи церковного вора Варфоломея Стояна оно вышло совершенно случайно. За несколько дней до кражи он послал в мастерскую своего человека, коего использовал втемную, заказать растяжные клещи с большим рычагом, дабы сломать церковные запоры. Человечка сего взяли, он и рассказал, кто научал его заказывать эти клещи. А взяли Варфоломея Стояна на том самом пароходе, на котором плыли теперь в губернскую Казань Савелий и Лизавета. Об этом Родионов прочитал в «Нижегородском Листке» из тех же бумаг в кейсе американского подданного Берка Гендлера.

«Листок» сообщал следующее:

5 июля в 3 часа утра, в момент прибытия в Н.-Новгород с нижнего плеса Волги пассажирского парохода Общества «Надежда» «Ниагара», задержаны в пароходной каюте 1-го класса муж и жена, подозреваемые в причастности к делу о святотатственной краже из Казанскаго женскаго монастыря.

Вследствие полученной накануне от казанскаго полицмейстера срочной телеграммы об отъезде из Казани на пароходе «Ниагара» двух лиц, мужа и жены, заподозренных в числе прочих в похищении из монастыря икон, нижегородский полицмейстер А.А.Траубе вместе с приставом 2-й Кремлевской части С. Н. Балабановым, переодевшись в штатское платье, немедленно отправились на казенном пароходе в Работки, где и остались до прихода «Ниагары». Когда прибыл означенный пароход, они сели на него в качестве пассажиров 1-го класса. Им была указана каюта, в которой находились супруги. Неподалеку от нея они уселись за столиком и так дежурили до прихода «Ниагары» в Нижний. Ко времени прибытия парохода к городу на пристани его уже поджидал пристав Рождественской части В. А. Прозоров с нарядом полицейских чинов.

Дождавшись ухода пассажиров, г. полицмейстер распорядился поставить караул у окна каюты, а сам постучался в дверь, предлагая открыть ее именем закона. После некоторой паузы двери открыл высокий, интеллигентного вида господин.

– Вы арестованы, – проговорил барон Траубе.

В первый момент эти слова как будто поразили преступника, рука которого инстинктивно потянулась к револьверу, лежащему на диване. Но оружие вовремя было схвачено одним из полицейских чинов и передано г. полицмейстеру. Револьвер оказался новейшей системы на 8 зарядов.

– Не понимаю, за что вы меня арестовываете, – как-то нехотя заметил господин, после чего выразил полную готовность следовать за полицией вместе с женой.

С пристани супруги были отправлены под усиленным конвоем в арестное помещение. При них обнаружено около 200 рублей золотыми монетами.

Первый обыск в доме Стояна в Академической слободе ничего не дал. А вот второй, более тщательный, принес желаемые результаты: в кухне, на поду русской печи были обнаружены 205 зерен крупного жемчуга, нитками из коего была украшена риза чудотворной иконы, 26 обломков серебряных украшений с камнями, 72 золотых обрезка от ризы, в коих приглашенная на обыск монастырская настоятельница узнала ту ризу, что была на чудотворной, 63 серебряных обрезка ризы, венец и пластинка с надписью «Спас Нерукотворенный». Сего уже было достаточно, чтобы суд признал подозреваемых виновными. Однако случились и еще находки. В одной из ножек диванного столика было замечено отверстие, заделанное дощечкой. Когда дощечку убрали, там оказались распиленные части означенной короны императрицы Екатерины, по отдельности завернутые в тряпицы.