Ха-ха! Кардинал настолько потерял голову из-за королевы, что разум совсем покинул его. Только этим я могу объяснить ту немыслимую доверчивость, которую он обнаружил в сем деле.
Да, в Париже в течение лета постепенно достаточно широко стали распространяться слухи, что в Версале, оказывается, периодически появляется девица, удивительно похожая на королеву.
Беда грянула 15-го августа. В этот день граф Калиостро (он прибыл в Париж еще в последних числах января) известил меня, что арестована и заточена в Бастилию наша мнимая королева (дурочка Николь Леге, баронесса Олива).
В этой записке граф также настоятельно требовал, дабы я передала ему на сохранение бриллиантовое ожерелье. Но тут я поняла, что не могу долее оставаться послушной идиоткой, исполнительницей гнусных затей виртуозного мерзавца.
Стало мне ясно и то, что граф Калиостро не кто иной, как вор. Не маг, а вор. И отдать ему королевское ожерелье было бы верхом глупости.
Что же мне оставалось делать? Не возвращать же ожерелье болванам-ювелирам?!
Между прочим, я тогда полагала (считаю так и сейчас), что имею на это ожерелье гораздо более прав, чем этот проходимец Калиостро. Графский титул он ведь сам себе присвоил, в то время как я принадлежу к королевскому роду Валуа, к прямому потомству Генриха Второго, и вполне могла бы быть королевой Франции.
По ознакомлении с запиской Калиостро, мною срочно было принято решение немедленно вызвать в Париж своего супруга графа Николя де ла Мотта. Как только он прибыл, я вручила ему заветное ожерелье и попросила оставить службу и немедленно выехать в Лондон под вымышленной фамилией д’Арсонваля.
Вскорости после того, как мой супруг граф де ла Мотт отбыл в Англию, в Бастилию, вслед за мнимою Марией Антуанеттою (ясное дело, я разумею эту дурочку Николь Леге, «Оливу»), заточили меня, Калиостро, кардинала де Рогана и подделывателя почерков Рето де Виллета («шалуна Рето» — как я его называла).
Но само-то чудо-ожерелье, состоящее из 629-ти бриллиантов, осталось на свободе, и, причем, в месте недоступном для происков мнимого графа и его соглядатаев, и для королевских ищеек, и для агентов кардинала Рогана. Все они рыскали в поисках ожерелья, но, надо сказать, совершенно безуспешно.
Так что я расцениваю все происшедшее как полнейшую мою победу.
Да, я всех сумела обвести вокруг пальца, даже этого величайшего мошенника, мнимого графа Калиостро, который задумал великую аферу, но все-таки не заполучил всего королевского ожерелья. А он ведь знал толк в бриллиантах и любил их феерический блеск.
Да, Калиостро забрал самые крупные бриллианты, но само-то ожерелье осталось у меня.
Главное теперь заключалось в том, чтобы поскорее выбраться из Бастилии.
Увы, для этого мне пришлось пройти через суд (никогда не забуду: грязная толпа ревела от восторга, когда оглашали приговор) и казнь (я была публично высечена и клеймена как воровка), тогда как негодяй Калиостро улизнул от наказания и был всего лишь выслан за пределы Франции.
Кардинал Луи де Роган, а ведь это именно он заключил с королевскими ювелирами сделку о покупке ожерелья, был всего лишь лишен сана и сослан в дальний приход в Оверне.
Николь Леге и Рето де ла Виллет были также освобождены от какого бы то ни было наказания, хотя они явно совершали поступки, подлежащие вмешательству закона.
Явная, вопиющая несправедливость — наказанию была подвергнута одна лишь я.
Эта дурочка Николь выдавала себя за королеву, а Рето де ла Виллет писал подложные письма от имени королевы — и им ничего!
Суд оправдал их, презренный парламентский суд, решивший отыграться на мне одной, несчастной и невинной.
Но несчастья всегда только закаляли меня.
И я знала, что у меня еще будет возможность отомстить королеве, этой блудливой австриячке, этой сумасшедшей мотовке («мадам Дефицит»), упрятавшей меня сначала в Бастилию, а потом в Сельпатриер — приют для проституток и воровок.
И думаю, что в итоге мне все же удалось отомстить.
ГРАФ АЛЕССАНДРО КАЛИОСТРО,
он же ГРАФ ФЕНИКС
О ГНУСНЫХ ПРОДЕЛКАХ ОТВРАТИТЕЛЬНОЙ МОШЕННИЦЫ ГРАФИНИ ДЕ ЛА МОТТ
(ИЗ МЕМУАРА, ПИСАННОГО В БАСТИЛИИ)
Графиня, искусно игравшая добрейшее существо, на поверку оказалась сущим монстром, исчадием ада, подлинным укором человечеству.
Поначалу я сочувствовал несчастиям Жанны, старался вызволить из нищеты, но постепенно во всех поступках графини стала для меня проступать самая несомненная монструозность.