Он говорил ещё что-то. Долго говорил. Я внимательно слушал, стараясь не пропустить ни звука. Странное дело, почему-то теперь он казался мне смутно знакомым, пришедшим из прошлой жизни давно потерянным и вновь обретённым родственником. Я ждал слов «Архиереев» или «капитан». Но мой собеседник частил своё «Боже упаси». Однако давешнего весёлого балагурства в его тоне больше не было, словно он, понимая о допущенной оплошности, прикусил язык.
– В газетах пишут о мёртвых посёлках по обочинам трассы «Колыма», – торопливо вставил свои пять копеек я. Очень уж хотелось поскорее задать главный измучивший меня вопрос. – Вот, например, Эльгинский. Кроме работников прииска, там других жителей нет?
Мой собеседник приосанился.
– Сам-то я не из ссыльных. Боже упаси! Родители добывали богатства местных недр шлиховым методом. Не здесь, а в западной Якутии. Город Мирный. Не слыхали? Мой дед долго там работал ветеринарным врачом. И отец мой там родился. А Эльгинский рудник закрыт. Это место называют «территория Энгинская». Мне как русскому немного обидно, потому что окрестным якутским сёлам хоть бы хны. Там-то людей год от года меньше не становится.
Мой собеседник запечалился, умолк, закурил. Мы постояли немного под моросящим дождём. Потом он, словно вспомнив о чём-то, кинулся к машине. Откуда-то взялся объёмистый тормозок. В тормозке оказались кроме прочей хорошо пахнущей снеди и самые обычные оладьи. Харон вытряхнул их из пакета под ближайшую ёлку. Туда же вылил поллитра кефира жирностью 3,2 % – так было написано на пакете.
– Боже упаси не угостить местных духов. Без их участия в этих местах ни одно дело не заладится. Духи больше любят армянский коньяк, но и самогон тоже подойдёт, только вот я алкоголь с собой в рейс не беру, – пояснил он.
А потом мы уселись на наши места, и автомобиль покатился по трассе Р504 дальше.
Как-то незаметно проскочили Усть-Неру – поели чебуреков в чеченском кафе «Восточная кухня» и помчались дальше. Вот и поворот на Эльгинский. Странно, спустя 26 лет я всё-таки помнил это место, равно как и страх, в котором я уезжал отсюда.
Уазик остановился на обочине, сразу за поворотом. Так и есть, всё тот же чахлый редкий хвойный лес, те же кусты ольховника, так же пепельного оттенка грязь на обочине дороги. Я схватился за лямки рюкзака. Дождь прекратился. Наверное, накомарник надо надеть сразу, не дожидаясь, пока кровососы загрызут до волдырей. Сколько мне стоять на этом углу, прежде чем проедет попутка? Хорошо, хоть дождя больше нет.
– Может быть…
– Может быть, вы подбросите меня, а? Тут всего-то пятнадцать километров. Я заплачу. Впрочем, дорога…
– За такое дело платы не берём. Боже упаси! А дорога нормальная. Дорогу подсыпает ООО «Восток».
Сказав так, мой Харон 2.0 попятил уазик, повернул руль вправо, и вот уж разбитый просёлок качает наш автомобиль, как морская рябь качает лодчонку. Прожорливая мошка тут же облепила автомобиль, и водитель поднял стекло.
Дорога оказалась лучше, чем я ожидал. По обеим сторонам дороги шириной в одну колею обычный для этих мест лес: чахлые лиственницы, заросли ольшанника, низкорослые сосны, подёрнутые зелёной ряской бочаги. К концу лета вода из них испарится, и они превратятся в болота. На берегу одного из этих крошечных сезонных озёр я заметил крупного рыжего зверя.
– Медведь! – воскликнул я.
– Эhэкээн встречает нас. Заждался.
– Кто? Мне показалось, это медведь…
– Да тише ты! Заладил. Надо говорить: дедушка. Дедушка встречает нас.
В недоумении я уставился на водителя.
– Их нынче много набежало в наши края, – понижая тон, произнёс он. – На юго-западе тайга горит, вот они и перебираются к нам. Но вам нечего бояться. Лесные звери нелюдимы и сами не подходят к людям. А территория Эльгинский слишком урбанизированное место для них.
– Какое место?
Я недоверчиво уставился на водителя. Слово «урбанизированное» насторожило меня. Не слишком ли сложно для столь пасконного типа, оборигена северной глуши? Ответом мне стал открытый, пожалуй, несколько нагловатый, по меркам столичного жителя, взгляд. По-видимому, он моложе, чем я думал. Наверное, ему нет и тридцати. Начитался в Интернете всяких слов, значение которых не вполне понимает. Я отвёл глаза. Уазик колыхался по ухабистой дороге. Вынужденный цепляться обеими руками за торпеду, я принялся исподволь и с новой точки зрения рассматривать моего благодетеля, ведь если б не он, тащиться бы мне по этой колее, именуемой по недоразумению дорогой, пешком одному. Хоть я и крепкий старик, но от медведя мне не убежать.