При упоминании знакомых фамилий я вздрогнул, а мой жестокий «просветитель» продолжал, всё больше воодушевляясь и демонстрируя глубокое знание обсуждаемого предмета:
– «Оттепель», как и прочая подобная литература, не содержит описаний предметов и явлений. Предметы и явления просто называются, что даёт читателю свободу описывать и оценивать их по собственному усмотрению. Оттепельная литература – это, по сути, новый советский символизм, который в наибольшей степени соответствует некоторым житейским реалиям. Например, отчим главного героя возвращается из ссылки. Однако автор не объясняет читателю, почему его герой был посажен. Так и в жизни. Ваша матушка была в ссылке, но объяснил ли вам кто-нибудь, как и почему она там оказалась?
– Моя мать была реабилитирована! – с горячностью заметил я.
– Повесть уважаемого Ильи Григорьевича Эренбурга наделала много шума в одна тысяча девятьсот пятьдесят четвёртом году. Который вам тогда шёл год? Пятый? Так-так! Тогда вы, конечно, не помните о том, что случилось годом раньше?..
Я хотел что-нибудь ответить, но моему собеседнику не требовалось ответов, он продолжал говорить дальше.
– …А годом раньше, после смерти Сталина и тотальной амнистии, в Москву стали массово возвращаться ссыльные. Насколько мне известно, ваша матушка недолго пробыла в ссылке. Я слышал, в Воркуте. В то время как ваш батюшка был сослан совсем уж далеко. «Дальстрой». Вы не слышали о таком учреждении? Это между Якутском и Магаданом. То есть очень далеко. Да-да, товарищ Цейхмистер – человек с огромными связями – позаботился, чтобы ваши родители были сосланы в разные места. Согласитесь, географически «Дальстрой» и «Воркутлаг» чрезвычайно отдалены друг от друга. Космическое расстояние, хоть, по сути, одно и то же.
– Мне мало что известно об этом… – пробормотал я, поднимаясь с места. – И вообще, мне пора…
– А теперь на время возвратимся к весьма жизненной повести товарища Эренбурга, – невозмутимо продолжал мой жестокий просветитель. – В сюжете нашумевшей повести есть женщина, которая изменила своему мужу. При этом она вместо угрызений совести чувствует даже некоторую радость. Радость освобождения. Впервые я прочёл эту повесть именно в том году, когда она взорвалась. И знаете, что меня поразило? Совершив адюльтер, главные герои не пошли каяться в партком, а пошли в кафе-мороженое. Но этого мало! В повести жена оставляет мужа ещё и потому, что тот лжив: на словах говорит одно, а в отчётах пишет другое. Партийный работник может лгать: как вам это?
– Я не лгу! – неожиданно для себя самого с горячностью брякнул я.
– Я тоже. – Мой собеседник ласково улыбнулся. – Но возвратимся к вашей матушке. В своё время она приобрела эту книжицу ещё и потому, что повесть отчасти посвящена ей самой.
– На что вы намекаете? Может быть, довольно? Прекратим! – горячился я.
– Не понимаете? И это несмотря на то, что родились вы в лагере, – невозмутимо продолжал мой хорошо осведомлённый собеседник. – Правда, товарищ Цейхмистер как человек со связями позаботился о сносных условиях для вашей матери. Она отнюдь не надрывалась, работая в лагерной канцелярии, в то время как ваш отец бесследно сгинул. Дата, место и обстоятельства его смерти неизвестны. Скорее всего, он именно надорвался на тяжёлых работах. А может быть, и нет…
Я рухнул на диван. Да, я знал, что Цейхмистер – человек не родной мне по крови, не армянин, однако я был уверен, что мой отец мёртв. По преданию, при строительстве одного из мостов…
– Мой отец был мостостроителем. Инженером. При строительстве автомобильного моста случилась авария…
– Помилуйте! На трассе Якутск – Колыма нет ни одного моста. Это во-первых. Во-вторых, ваш отец был талантливым учёным-гидростроителем из числа самых перспективных. Череда блестящих работ, статьи в журналах, красавица жена. Гамлету Тер-Оганяну завидовали многие, в том числе работавший у него в подчинении Цейхмистер, который и написал на него донос.
– Что? Донос?
Я снова попытался встать, но не устоял, обрушился на жёсткое сиденье дивана. Пожалуй, впервые в жизни ноги подвели меня. Собеседник сочувственно покачал головой.