— Какой красивый медальон! Чудо какой красивый! Вам не жалко его дарить?
— Это украшение моей прабабушки, и кому, как не тебе, его носить?
Виктория с внутренним трепетом потянула за цепочку и вынула украшение из футляра. Цепочка была достаточно длинной, и ее даже не нужно было расстегивать. Полюбовавшись, как переливаются в солнечных лучах камни, она надела медальон на шею.
— Спасибо, Ульяна Львовна, — искренне поблагодарила она.
— Пусть этот медальон принесет тебе удачу, — сказала Ульяна Львовна. — Жаль, что нет точно таких же сережек для комплекта. А когда-то, видимо, были.
— Зачем мне сережки? У меня и дырок-то в ушах нет, — Виктория мимоходом посмотрелась в зеркало и повязала на шею шарф, подумав, что такую красоту и прятать не хочется. Ей по-детски захотелось, чтобы все увидели и оценили.
Вернувшись от нотариуса, Виктория собрала свои вещи. В сумку первым делом положила на дно фотографии, затем футляр от медальона, а сверху свою одежду. Олег заехал за ней, когда она как раз закончила свои нехитрые сборы.
— Готова? Отлично! — он подхватил сумку. — Все, Ульяна Львовна, ждите нас тридцать первого декабря! Правда, дорогая?
— Правда, дорогой, — Виктория незаметно подтолкнула его к выходу.
— Ты не представляешь, дорогая, как ты вчера мою маму расстроила! — Олег забежал вперед и галантно открыл перед ней дверь машины. — Прошу, дорогая!
— Спасибо, милый, — Виктория, оглянувшись на окна квартиры, заметила Ульяну Львовну и помахала ей рукой.
— Я смотрю, у вас полная идиллия? — заметил Олег. — Машете друг другу на прощанье?
— А зачем мне с ней враждовать? Я недавно обо всем узнала, а она всю свою жизнь мучается!
— Оказывается, ты с ней вчера по доброте душевной ушла?
— Нет, вчера я побоялась, что твоя мама постелет нам вместе. Поэтому из двух зол выбрала поменьше, — честно призналась Виктория.
— Значит, я для тебя – большое зло?
— Олег, не придирайся к словам. Смотри лучше за дорогой!
— Хорошо, — он сделал вид, что обиделся.
— Ладно, не дуйся, — примирительно сказала Виктория. – Спроси лучше, о чем мы разговаривали.
— Да, Вика, скажи-ка мне, если не секрет, что за срочное дело у нее было? Почему Ульяна Львовна заставила мою маму просить меня, чтобы я уговорил тебя, чтобы мы приехали сюда? Фу, как сложно получилось! Так почему?
Решив, что на это откровенное признание она обидится позже, Виктория рассказала о завещании.
— Завещание? — присвистнул удивленно Олег. — А как же Костя?
— Это же не квартира, а старый родительский дом.
— Ясно, родовое гнездо, так сказать. Составила?
— Да, мы сегодня уже были у нотариуса.
— Значит, я упустил момент!
— Какой, момент? — не поняла она.
— Упустил момент посвататься! Теперь ты станешь богатой и не посмотришь на меня!
— Я не стану, а уже стала, — Виктория вспомнила о подарке.
— Не понял?
— Я не знаю, сколько стоит тот старый дом, но если бы ты видел, что она мне подарила…
— Что же такое она могла тебе подарить?
— Погоди-ка, — она схватила его за руку.
— Ты что? Тебе плохо? — Олег притормозил, и машину слегка занесло.
— Помнишь, что тот странный тип сказал, когда мы сидели в «Лукоморье»?
— Напомни?
— Перемены, богатство, темное облако, и … — Виктория испуганно замолчала.
— Брось ты этого сумасшедшего вспоминать! Ты же не ребенок!
— Все, больше не буду, поехали.
— Так что тебе Ульяна Львовна подарила?
— Потом покажу…
Хотя она и обещала Олегу, что не будет больше вспоминать, но перед глазами опять всплыло лицо безумного незнакомца и его голос…
— Что, опять вспомнила? Подумай лучше, куда мы едем, и кто нас там ждет! Я же вчера не удержался, позвонил, чтобы баню топили. Представляешь, как они обрадовались!
Виктория улыбнулась.
— Представляю!
***
… Подчиняясь бушевавшим внутри него чувствам, художник яростно наносил удары кистью по холсту. Мазок за мазком. И вот на холсте появилась картина. Пока только одному ему понятная картина событий.
В его мастерской уже были такие полотна. Они были из жизни тех людей, которые давно ушли, из жизни людей, которые еще были здесь. И вот — эта…
Его ранние работы были талантливы, а сейчас его считали талантливым сумасшедшим художником. Его полотна пылились в мастерской. Писал он теперь только тогда, когда находило наваждение. Он даже не помнил, когда это произошло первый раз. Он встретил знакомого и увидел… Он никому не смог сказать, что он тогда увидел. Даже не увидел, а почувствовал. Чтобы передать свои чувства, взялся за кисть. Того знакомого он не смог уберечь. Не смог или не захотел? Нет, не смог, потому что не знал — как. Теперь он знает. И сделает это…