Во время этого переполоха Виктория забыла о пожаре, но ненадолго. Открывая дверь своей квартиры, она уже решила, что позвонит Горским прямо сейчас. Позвонит и обо всем расскажет. Потому что если не позвонит сейчас, то будет всю ночь думать, как она это сделает утром.
Трубку взял Горский. Поздоровавшись, сразу спросил, все ли у нее в порядке.
— У меня? – растерялась Виктория, — вроде все. Она тут же хотела изложить причину своего звонка, но Горский ее опередил.
— Хорошо, что вы успели уехать. Мне только что позвонили из милиции и сообщили, что у нас на даче был пожар. Полностью дача не сгорела, но…, в общем, нужно самому съездить, посмотреть.
— Хотите, чтобы я тоже поехала?
— В этом нет необходимости, — ответил Горский.
— В этом есть необходимость, — набравшись смелости, заявила Виктория. — И еще есть необходимость встретиться с вами. И, если можно, прямо сегодня.
— Ну, что ж, — Горский немного помедлил с ответом, — где мы встретимся?
— К вам домой я приехать не могу. Не хочу, чтобы об этом узнала Лариса, — она прикинула в уме, где бы они могли встретиться и поговорить без свидетелей. — Вы можете подъехать к моему дому? Я выйду, и мы поговорим.
Услышав, что Горский сейчас подъедет, Виктория положила трубку. Ей стало неудобно за себя, за свой разговор. «Как школьница, честное слово. Подъезжайте! Я выйду! Мы поговорим!» — передразнила она сама себя, переодеваясь в спортивный костюм. Горский не заставил себя долго ждать. Он явился в сопровождении все того же Шварца.
— Пришлось для конспирации друга прихватить, — улыбнулся он, — присядем на лавочку? Так в чем же дело?
Виктория честно рассказала ему все, начиная с того момента, как она увидела след от руки на пыльной поверхности платяного шкафа. Про свое падение с дерева тоже рассказала. Умолчала только о том, как к ней подошел Станислав и увел к пруду, как лечил потом ее царапины, ушибы и снимал головную боль. Объяснила, что на дерево ей удалось прыгнуть удачно, а потом она дождалась, пока потушили пожар и уехала.
По этому поводу у Горского не возникло никаких сомнений. Его интересовало совсем другое.
— Значит, ты думаешь, что в шкафу был тайник?
— Я не думаю – я видела, — поправила Горского Виктория.
— Согласен, неправильно выразился. И извини, что я на «ты», — извинившись, он продолжил: — Как ты думаешь, кто это мог быть?
— Я думала над этим вопросом. Но я же мало кого знаю из вашего окружения. Я ничего не знаю о ваших делах, связях. Очень мало знаю о родственниках, и еще меньше — о просто знакомых. Можно также предположить, что это посторонний человек.
— Посторонний?
— Ну да. Начиная с осени дача пустует. Кто хочешь — заходи, что хочешь — бери, что хочешь — прячь!
— Если бы это был посторонний, то зачем ему поджигать дачу?
— Вот видите, на один вопрос мы уже ответили, и круг поиска сузили, — невесело пошутила Виктория.
— Хорошо, спасибо, ценю твою откровенность, — Горский поднялся с лавочки и отвязал Шварца, который от обиды, что его привязали, вывалялся в пыли. — Если будут какие-то соображения – звони. Мой рабочий телефон у тебя есть. Завтра возвращается Олег Юрьевич, вот его и подключим к этому делу.
— Я, конечно, понимаю, — начала Виктория, — если бы я не вернулась за котенком…
— Все нормально, — успокоил ее Горский, — вот Ларисе, действительно, пока ничего не нужно говорить. Скажешь, что о пожаре ты ничего не знаешь, договорились?
— Договорились. Я скажу, что о пожаре узнала от вас, когда позвонила вечером.
— До свидания, Виктория.
— До свидания, Виктор Андреевич….
«До свидания, отец», — подумала она, провожая Горского взглядом.
— Ну, вот, Ежик, поговорила, рассказала и правильно сделала. Теперь можно вымыться и лечь спать.
Ежик согласно мурлыкнул в ответ.
— Ты — «мур, мур, мур», Шварц – «гав, гав, гав»! Это хорошо, что вы разговаривать не умеете на человеческом языке. А то вы бы столько про нас друг другу рассказали. И не только друг другу…Ты бы вот Олегу сразу всю правду выложил, признайся?!
Ежик потерся о руку хозяйки и снова мурлыкнул.
— Что ж, ценю твою верность. Пошли, угощу колбаской.
Слово «колбаска» Ежик понял сразу и побежал на кухню впереди Виктории. Как истинный гурман, он предпочитал сухому корму для котят настоящую человеческую еду — сырокопченую колбасу.