— Тебе какой?
— В котором военные фотографии.
Ульяна Львовна принесла альбом.
— Этот?
— Да. Я прошлый раз видела в нем точно такую же фотографию, как у доктора Ильи Семеновича.
— Вряд ли. Мои дедушка и бабушка никогда не бывали в этих краях.
— Дело в том, что отец Ильи Семеновича был военным врачом. А его мать — медсестрой. Вернее, мать была учительницей, но когда началась война, окончила курсы медсестер и работала вместе с мужем в военном госпитале.
— Кажется, я знаю, о какой фотографии идет речь! — Ульяна Львовна торопливо перевернула толстые листы. — Вот эта? – она вынула фотографию из прорезей и протянула ее Виктории.
— Да, именно такая есть у доктора! Посмотрите, в центре его родители!
— А эта девушка в белой косынке — моя мать! — разволновалась Ульяна Львовна.
— Сколько же ей здесь лет? — Виктория всмотрелась в лицо молоденькой девушки.
— Пятнадцать или шестнадцать…
— Значит, сейчас ей… — Виктория подсчитала в уме. — Семьдесят пять?
— Да, семьдесят пять, если только она жива. Я никогда не видела свою мать и вряд ли теперь когда-нибудь увижу.
— А вы пробовали ее искать?
— Пробовала. Посылала запросы в архивы, но отовсюду приходили отрицательные ответы.
— Прошлый раз вы говорили, что бабушка с дедушкой получали какое-то письмо?
— Да, было одно письмо. Но мне его бабушка Маруся не показала. Я когда узнала, что она это письмо уничтожила, сильно обиделась. Это уж потом поняла, что она просто боялась за меня. Время было тяжелое, послевоенное. Мой дедушка-инвалид с костылем ходил. Его из-за этого в армию не взяли. Работал фотографом. После того как наш город освободили, подозревали каждого, кто на оккупированной территории был. В каждом видели предателя и изменника. А тут моя мать неизвестно от кого меня родила. Они это от всех скрывали. Говорили, что фамилия отца тоже была Даневич. Поэтому и я — Даневич.
— Так вы даже не знаете, как вашего отца звали?
— Судя по моему отчеству, его звали Лев, а фамилии не знаю.
— Можно я возьму эту фотографию и покажу Илье Семеновичу? А то прошлый раз он мне не поверил. Сказал, что это ошибка. Я потом верну!
— Возьми, конечно. И вот эти две тоже возьми. Если таких нет, пусть посмотрит.
Ульяна Львовна хотела добавить, что фотографии можно не возвращать, что это же родная бабушка Виктории, но не стала. Не захотела портить душевную атмосферу этого вечера. Утром, после завтрака, она решила перейти к делу. Подождав, пока Виктория выкурила на балконе традиционную утреннюю сигарету, Ульяна Львовна начала разговор.
— Виктория, я хотела бы оформить на твое имя завещание, — сказала она решительно.
— Что, уже пора? – не удержалась Виктория от шутки. — Ой, извините, я не хотела вас обидеть.
— Ничего, я не обиделась. Я хочу завещать тебе свой дом. Ты же знаешь, что Костя мне неродной сын. Да и не в этом дело. Просто я хочу написать завещание на твое имя.
Викторию так и подмывало спросить что-то про мучавшую совесть, и на какую фамилию она хочет написать завещание, но она сдержалась и промолчала.
— Ты согласна?
— А почему бы и нет? Согласна!
Теперь замолчала Ульяна Львовна, почему-то не ожидавшая такого быстрого положительного ответа. Зная характер Виктории, она думала, что ее придется уговаривать.
— Надеюсь, паспорт у тебя с собой?
— Да, только мы с Олегом сегодня хотели уехать в Новопетровку.
— Ничего, это много времени не займет. Поедем прямо сейчас к нотариусу и оформим.
Она не стала говорить, что в нотариальной конторе уже была, все узнала и договорилась.
— Хорошо. Я начинаю собираться.
— Подожди, сначала я хочу сделать тебе подарок.
Ульяна Львовна ушла в свою спальню и вернулась с продолговатым футляром.
— Это тебе подарок на Новый год!
— Что здесь?
— Открой, посмотри!
Виктория развязала тесьму из потертой полоски кожи, открыла футляр и замерла: на черной бархатной подушечке лежал медальон. Она не была знатоком антиквариата, но сразу поняла, что перед ней старинное изделие очень искусной работы. Виктория подошла к окну, чтобы получше рассмотреть подарок. В середине медальона загадочно светился ограненный рубин, представляя собой сердцевину цветка. А вокруг, как лепестки в кружевной оправе из серебра, переливались разноцветные камни поменьше. Камень в середине именно светился, а не сверкал.