Что-то в этом заявлении напомнило Полу про опоздание на некое не упомянутое ранее мероприятие.
Да, думаю, понимаю. Послушай, Эмми, я действительно опаздываю на встречу с друзьями, — взглянул он на часы.
Правда? Сейчас?
Была почти полночь, но казалось, будто четыре часа утра. Она здорово напилась, размякла и полнилась решимостью соблазнить Пола, как сексуально независимая и свободомыслящая женщина. Не важно, что в действительности ей хотелось просто продолжить их беседу наверху, где они заберутся под покрывало и будут до рассвета вести неспешный разговор и целоваться. Она положит голову ему на грудь, а он станет перебирать ее волосы, периодически приподнимая подбородок сильной рукой и сливаясь с ней в нежном поцелуе. Они будут смеяться глупым шуткам, делиться секретами и болтать обо всех любимых местах, надеясь, но еще не говоря — в конце концов, это их первая ночь, — что когда-нибудь посетят их вместе. Они проснутся поздним утром, и Пол скажет Эмми, как прелестно она выглядит сонная и растрепанная, и закажут завтрак в номер (слоеные круассаны, свежевыжатый апельсиновый сок, кофе с молоком и полную тарелку мясистых, сочных ягод), и продумают свои планы на ...
Эй, Эмми? — Пол накрыл ее руку своей. — Ты меня слышишь?
Прости. Что ты сказал?
– Мне нужно идти. Я должен был встретиться с друзьями в десять, но... отвлекся. — От его лукавой улыбки у нее перехватило дыхание. — Я бы обязательно пригласил тебя... но вообще-то это день рождения моей бывшей, и я не уверен, что она придет в восторг, если я приведу... кого-то? Ты понимаешь?
Кинопроектор в голове Эмми резко остановился, изображение на экране, где они смеются, совершая набег на мини-бар в поисках вина, сменилось кадром, на котором она в одиночестве смотрит бесконечные сюжеты по Си-эн-эн, облаченная в дырявую серую футболку, и горстями кидает в рот огромные французские framboises[12].
Ей удалось изобразить улыбку.
Да, да, да. Конечно! Я понимаю. Было бы странно и неразумно приходить с другой девушкой. Кроме того, начинает сказываться разница во времени... Боже, она наваливается на меня, как каменная плита. А у меня завтра утром ранняя встреча, поэтому я все равно не смогла бы пойти.
«Прекрати болтать! — одернула она себя. — Еще несколько секунд, и ты расскажешь ему про свою ужасную поросль в области бикини, которую дергала, пока не пошла кровь, и теперь там такой вид, будто у тебя герпес. А от этого кофе с вином немного крутит живот, и хотя ты крайне разочарована, что он бросает тебя сейчас, тем не менее радуешься предстоящему одиночеству. Немедленно прекрати болтать!»
Пол знаком попросил официанта принести счет.
Нет, пожалуйста, позволь мне, — сказала Эмми, настойчиво потянувшись через крохотный столик.
Из динамиков у них за спиной лился ремикс песни Ширли Бассет, и Эмми вдруг с удивлением увидела, как все вокруг меняет очертания и плывет.
– Мне жаль оставлять тебя, но это мои старинные друзья и было бы бесконечно...
– Разумеется! Не переживай.
Она уже смирилась, что поднимется наверх одна. Мысль чтобы лечь с Полом в постель ради обещания, данного подругам, показалась ей смешной. Кого она обманывает? Это же совсем не в ее характере. Адриана с легкостью переспала бы с Полом. Но Эмми хотелось узнать кого-то, узнать во всех смыслах этого слова, и секс должен был стать естественным продолжением процесса, а не заменить его. И потом она здесь на целую неделю. Может, они встретятся завтра за ужином... Ой, постойте, завтра вечером у нее встреча. Что ж, тогда они выпьют как-нибудь в другой раз. Начнут, возможно, в отеле, поскольку это удобнее всего затем побродят по очаровательным улочкам с булыжными мостовыми и зайдут в настоящее парижское бистро для позднего ужина. Они проведут вместе несколько часов, может, даже поцелуются под одним из этих кованых уличных фонарей, создающих романтическое настроение, — нежным, разумеется, легким поцелуем без всяких языков и напора. Да, это было бы идеально.
Пол довел ее до крохотного лифта, втиснутого в темный, хоть глаз выколи, угол вестибюля, и посторонился, пропуская вышедшую из кабины необыкновенно красивую пару.
Было приятно с тобой познакомиться, Эм. Эмми. Как тебя называют?
И так, и так. Но ближайшие друзья всегда называют Эм, и мне это нравится.
Она озарила его обворожительной улыбкой.
Ну... э... утром я уезжаю, поэтому, думаю, мы с тобой прощаемся.
О, правда? Домой?
Эмми сообразила, что даже не знает, где он живет.
К сожалению, пока не домой. Следующие два дня я проведу в Женеве, а затем в зависимости от обстоятельств, возможно, отправлюсь в Цюрих.
Насыщенный график.
Да, дорожное расписание бывает плотным. Но... э… что ж, было очень приятно с тобой познакомиться. ‒ Он помолчал и улыбнулся. — Я это, кажется, уже говорил.
Эмми решила, что комок в горле образовался в результате сочетания предменструального синдрома, разницы во времени и слишком большого количества вина и не имеет никакого отношения к Полу. Тем не менее она боялась заплакать, если попытается заговорить, поэтому просто кивнула.
– Отдохни, хорошо? И не позволяй персоналу «Костеса» помыкать тобой. Обещаешь? Она снова кивнула.
Он приподнял ее лицо, и на секунду Эмми поверила, что он собирается ее поцеловать. Но он только посмотрел ей в глаза и опять улыбнулся. Потом чмокнул в щеку:
– Спокойной ночи, Эмми. Береги себя.
– Спокойной ночи, Пол. Ты тоже.
Она шагнула в лифт, и не успели двери закрыться, как Пол уже ушел.
– Жирная! Жирная! Жирная! — орала мерзкая птица.
Отис, как младенец, проснулся этим — субботним! — утром в пять сорок пять и не желал угомониться. Адриана попыталась убаюкать попугая, покормить, поиграть с ним и, наконец, запереть в ванной с выключенным светом, но маленькая крылатая бестия упорно продолжала вербальный обстрел.
– Большая девочка! Большая девочка! Большая девочка! — верещал попугай и вертел головой, как игрушечная собачка.
– А теперь слушай меня, маленький негодяй, — прошипела Адриана, почти касаясь губами металлических прутьев клетки. — Во мне много чего есть — отвратительного, ничтожного, — но только не жира. Ты меня понял?
Попугай наклонил голову набок, словно обдумывая вопрос, как будто бы даже кивнул, и удовлетворенная Адриана повернулась к двери. Но не успела переступить порог ванной, как птица крикнула — поспокойнее на этот раз, она могла бы поклясться:
– Жирная девочка!
– Ты, ублюдок! — завопила она, бросаясь на клетку и и собрав всю свою волю, чтобы не выкинуть ее с двадцать шестого этажа. Птица смотрела на нее с любопытством. ‒ Боже мой, — пробормотала Адриана. — Я же с попугаем разговариваю.
Ей всегда казалось, что Эмми перегибает насчет птички, но сейчас — когда сказался дефицит сна, a самооценка повисла на волоске — она поняла, какой ущерб психике может нанести постоянное проживание с домашнем любимцем.
Она покопалась в комоде и схватила жаккардовое покрывало от «Фретте», первым подвернувшееся под руку. Накидывая его на клетку и плотно подтыкая края, Адриана мимоходом подумала, не задохнется ли попугай. Решив, что спокойно это переживет, она опустила жалюзи на окне ванной комнаты и выключила свет. Птица чудесным образом молчала. И только забравшись под одеяло с огуречной маской на лице, Адриана облегченно выдохнула.
Она задремала, когда зазвонил телефон, и спросонок ответила.
Ади? Еще спишь? — прогудел в трубку Джайлз удивительно низким для такого субтильного человека голосом.
Мы же договорились на час. А сейчас только десять. Зачем ты звонишь?
Так-так, кто-то у нас отнюдь не ранняя пташка!
Джайлз...
Прости. Слушай, придется отменить сегодняшний ленч. Знаю, я ужасный друг, но получил более интересное предложение.
Более интересное? Сначала эта птица называет меня жирной, а теперь ты говоришь, что получил более интересное предложение?
Птица?
Проехали. Лучше просвети меня, что считается интереснее овощного салата, «Кровавой Мэри» и маникюра?
О, не знаю... может... скажем... единственная возможность в жизни. Ты к этому готова?