Все одно к одному. В темной ванной кое-как вымыла голову — свет проникает сквозь маленькое окошко у потолка. Бреду на работу. Должностное преступление давит на мозги. Сказать кому-то — боюсь. Звонила на свой мобильный — он выключен. Естественно.
В сейфовой комнате, которая у нас служит гардеробной и буфетом, увидела себя в зеркало. Волосы справа стоят дыбом, слева лежат подушкой. Пытаюсь поднять левую сторону. Потом — пригладить правую. Результат одинаковый. То есть почти никакой. И надо же, именно сегодня это произошло.
До сих пор не могу опомниться. Открылась дверь, и вошла Ира. Самая большая боль моей не слишком разнообразной юности. Мы вместе начинали секретаршами в одной очень крупной фирме и приятельствовали, как принято у секретарш: бесконечные перерывы на кофе, обмен личными тайнами на батарее в курилке, время от времени — скромная бутылочка куантро после работы. Мы были ровесницы, обе безотцовщины, обе были уверены, что достойны в жизни большего, вместе были влюблены в шефа — седовласого бывшего секретаря парткома, занявшегося бизнесом на прошлых связях. Нас всегда видели вместе. Конторские юноши, за неимением других красавиц под рукой, ухаживали за нами по очереди. Ее за глаза звали «бронзовый бюст» — за большую и крепкую грудь. Меня — «горевестник» — за приступы меланхолии и беспричинные панические настроения.
Она знала обо мне все. Мне казалось, я тоже.
Все началось, когда выяснилось, что в конторе освобождается место младшего менеджера и шеф склонен взять одну из нас — он трудно сходился с новыми людьми. Нашей с Ирой откровенности пришел конец. Я, как щенок, который не понимает, почему его гонят, болезненно переживала холодность окружающих. Мне казалось, со мной внезапно перестали общаться, замолкали, когда я заходила в комнату, смеялись, когда я из нее выходила. Сейчас я думаю, что все это происходило в моем воспаленном обидой мозгу. Скорее всего, люди смеялись не надо мной, а чему-то своему. Но я чувствовала себя тогда, как волк в засаде.
Наконец решилась объясниться с Ириной. Она кусала губу и смотрела на меня исподлобья. Я сбивчиво изложила свои обиды. Она даже не сочла нужным на все это отвечать.
— Ты же понимаешь, что Боливар не вынесет двоих, — в конце концов, вымолвила она. — Коллектив решил, что это буду я. Тебе придется уйти.
И вот теперь она стоит передо мной. Просто тень отца Гамлета, призрак из прошлой жизни. Я узнала ее сразу, хотя она изменилась — видимо, в бывшую секретаршу немало вложено. Сразу отмечаю шубу с собольим воротником (на полного соболя не хватило, злорадствую), дорогие, но безвкусные украшения, холеное злое лицо.
С ней спутник, очень приличный господин средних лет в хороших ботинках. Недостатки (с моей, конечно, точки зрения): слишком много Cartien очки, портфель, часы. Сразу видно: человек состоятельный, хотя не совсем уверен в собственном вкусе и выбирает беспроигрышный вариант. Такой человек всегда отдаст предпочтение вещам проверенным — известному бренду, традиционному дизайну, в случае серьезной покупки — большому камню, непременно с сертификатом. Он же будет брать продавца на измор недоверием, придирками, требованием гарантий и скидок.
Мысленно готовлюсь к бою. Ирина меня не узнает или делает вид. Бродит глазами по витринам, на лице снисходительно-усталое выражение. Мол, что вы такое можете мне предложить, чего я не видала? Наконец открывает рот:
— А Тиффани у вас есть?
Хочется ее послать в магазин «Тиффани» или даже куда подальше. Но я не имею права. Поэтому отвечаю ангельским голосом:
— Нет, но у нас есть очень красивые вещи других марок. Пожалуйста, посмотрите наши витрины, и если вас что-нибудь заинтересует, я готова прийти вам на помощь.
— Мне ничья помощь не нужна. Разве что материальная, но от вас, как я понимаю, я ее получить не смогу.
Спутник Ирины как-то съежился. По-моему, ему неловко. Он благоразумно отвлекает внимание Ирины на сет из белого золота с бриллиантами и изумрудами.
— Это чье? — не слишком вразумительно спрашивает Ирина. Но я ее понимаю.
— Это итальянская фирма… — Я называю имя, обладающее высочайшей репутацией в Италии, но мало известное за ее пределами.
— Не знаю такую.
По глазам Ирины я вижу, что комплект ей нравится, но она считает своим долгом опустить продавца. Не убирая брезгливого выражения лица, она уже схватила цепкой лапкой серьги и тычет ими в уши. На мой взгляд, они для нее слишком нежные. Но сказать я ничего не могу — иначе будет буря. Обычно я искренне советую покупателям, что им идет, а что нет. Но здесь — не тот случай. Если даже она сама поймет, что серьги ее не слишком украшают, то плохи будут серьги, а не она.