Бонд помолчал. Он почувствовал, как у него вспотели ладони.
Опять мотор чихнул.
Тиффани нежно погладила рычаг.
— Ну, милый мой, хороший моторчик, — жалобно сказала она, — дорогой, умный моторчик. Сжалься.
В ответ мотор еще несколько раз чихнул, свистнул и умолк. Они катились по инерции. Тридцать километров в час, двадцать, десять, пять… Последний, судорожный поворот рычага, бессильный пинок по кожуху мотора, и они остановились.
Бонд выругался. Кривясь от боли, он слез на насыпь и, хромая, подошел к баку для топлива, стоявшему на дрезине сзади. Бонд достал окровавленный платок, отвинтил крышку и опустил платок в бак, пока не достал до дна. Потом вытащил платок и пощупал его. Сухой.
— Приехали, — сказал он девушке. — Теперь давай думать.
Он поглядел по сторонам. Слева прятаться негде, а до дороги — три километра. Туда они могут успеть добраться и спрятаться там. Но надолго ли? Однако другого пути нет. Земля под ногами уже дрожала. Он посмотрел на летящий к ним свет фонаря. Сколько еще? Два-три километра? Увидит ли Спэнг дрезину вовремя? Успеет ли он остановиться? Сойдет ли поезд с рельсов? Но тут Бонд вспомнил про огромный скотосбрасыватель, который сметет маленькую дрезину как пушинку.
— Пошли, Тиффани, — сказал он. — Надо успеть добраться до гор.
Где же она? Он обошел дрезину. Девушка бежала по шпалам ему навстречу, задыхаясь.
— Там впереди, совсем рядом, ветка, — выдохнула она. — Если нам удастся затолкнуть ее туда и перевести стрелку, он может не заметить нас и промчаться мимо.
— Боже мой, — только и вымолвил Бонд и добавил с восхищением в голосе: — Можно придумать и кое-что получше! Помогай!
Он уперся плечом в дрезину и, скрежеща зубами от боли, начал толкать ее.
Тяжело было сдвинуть ее с места, но потом она пошла легко, и им оставалось только идти сзади и слегка подталкивать. Вот, наконец и стрелка. Они остановили дрезину метрах в двадцати за ней.
— Зачем это? — тяжело дыша, спросила Тиффани.
— Давай, давай, — крикнул Бонд, бросаясь назад, к заржавевшей стрелке, рычаг которой сиротливо торчал над рельсами. Мы пустим «Пушечное ядро» по этой ветке!
— Вот это да! — только и сказала та.
И вот уже они вдвоем налегли на рычаг, и мускулы Бонда напряглись от усилия и боли.
Ржавый рычаг медленно, очень медленно выдвигался из гнезда, где он простоял пять десятков лет, но вот миллиметр за миллиметром в рельсах наметилась трещина, а затем и довольно широкий зазор, и Бонд еще сильнее навалился на рычаг.
Наконец стрелка была передвинута, а Бонд сел, опустив голову и борясь с охватившей его тошнотой.
Тем временем луч прожектора был уже совсем рядом, Тиффани потянула его за руку, и он встал и, ковыляя, вернулся к дрезине. В воздухе вокруг них стоял ужасный грохот, когда, блистая огнями и гремя колоколом, огромное железное чудище, казалось, вот-вот раздавит их.
— Лежи и не двигайся! — перекрывая шум крикнул Бонд, увлекая ее рядом с собой на землю за дрезиной. Сам он поднялся, вытащил из-за пояса пистолет, встал боком к несущемуся на них паровозу, вытянув, как дуэлянт, руку с «береттой» и прицелившись в надвигающуюся пасть окутанного дымом и пламенем чудовища.
Господи, как же ужасен этот паровоз! Не сойдет ли он просто с рельсов на повороте? Не врежется ли всей своей массой прямо в них?
«Пушечное ядро» было уже всего в нескольких метрах.
Вдруг что-то вонзилось в землю у самых ног Бонда, а затем он увидел вспышку от выстрела где-то на уровне кабины.
Еще одна вспышка, и еще одна пуля, ударив в рельс, с визгом ушла в пустыню.
Еще три выстрела, но теперь Бонд уже слышал их за шумом, производимым паровозом. Пули пролетели совсем рядом.
Бонд не стрелял. У него всего четыре патрона, и он знал, как надо ими распорядиться.
В двадцати метрах от него паровоз, наконец, влетел на стрелку и со страшным скрежетом, наклонившись так, что на насыпь полетели из тендера дрова, вошел в поворот.
Раздался дикий визг металла, двухметрового диаметра колеса впились в ржавые рельсы, перед Бондом сквозь искры и дым оказалась кабина, где стоял, держась одной рукой за стойку, а другую положив на вентиль, по-прежнему одетый в черный с серебром костюм, сам Спэнг.
Пистолет в руке Бонда сказал свои четыре веских слова. Мелькнуло перекошенное, дернувшееся назад лицо гангстера, и черный с золотом паровоз пронесся мимо, в сторону гор. Луч главного фонаря все еще разрезал ночные тени, а колокол все еще звенел, но как-то грустно, видимо чувствуя свою печальную судьбу…
Бонд медленно засунул пистолет за пояс и стоял, провожая взглядом уносящийся, достойный миллионера, гроб с телом Спэнга… Дым из паровозной трубы на миг закрыл луну.