— Он не шел. Он жил в Нью-Йорке, мистер Лондон. Случайно увидел меня. И узнал.
— За это его и убили.
— Он убил бы меня, — вновь пожатие плеч. — Он решил рискнуть своей жизнью, потому что думал только о мести.
— Он умер не зря. Если б не он, я бы так и не понял, кто вы. Но шестизначный номер, вытатуированный на предплечье, дал ответ на этот вопрос. Стало ясно, что вы — Вольштейн.
— Вам повезло.
— Знаю. Я рассказал все. Близко к истине?
Вольштейн рассмеялся.
— Очень близко. Невероятно близко. В каких-то мелочах вы, конечно же, ошибались. Но именно в мелочах, мистер Лондон. Никакого существенного значения они не имеют, — он тяжело вздохнул. — Никогда бы не подумал, что вы узнаете так много. Как вам это удалось?
Я наблюдал, как он достает сигареты. Похоже, он совсем не нервничал. Его интересовал не выход из западни, в которой он оказался. Он хотел понять, где же допустил ошибку. Я решил все ему растолковать. Почему нет? Никакой выгоды извлечь из этого нельзя.
— Фокусник сказал бы, что вы перестарались, отвлекая зрителей. Моя подруга-актриса сказала бы, что вы переигрывали. С самого начала мне пришлось искать ответ на вопрос: а какова ваша роль в этой истории. Утверждение о том, что вы зарабатываете на жизнь, появляясь в нужном месте в нужное время, не выдерживало никакой критики. Вы слишком много знали, то есть варились в гуще событий. Поначалу я предположил, что вы — один из воров.
— Именно эту мысль я и старался вам внушить.
— Но перестарались. Вы подробно описали мне Вольштейна, причем, по вашим словам, он не имел с вами ни малейшего сходства. Блондин, высокого роста, истинный ариец. А вы, наоборот, маленький, смуглый, темноволосый. Неприятный тип, этот Франц Вольштейн, совсем не такой человек, как вы.
Легкая улыбка.
— Может, так оно и есть.
— Не знаю. Но у меня возник вопрос: если вы один из воров, то откуда так много знаете о Вольштейне? Вроде бы не должны знать. И вы потратили так много времени, рассказывая о нем. Мне не оставалось ничего другого, как прийти к выводу, что за простого вора принимать вас не стоит.
— Это все?
Я покачал головой.
— Отнюдь. Вы рассказали мне достаточно о профессиональных проблемах воров, но не обмолвились ни словом о самом ограблении дома Вольштейна. Вот я и предположил, что никакого ограбления не было. Вольштейн — это вы, и вы унесли с собой собственные драгоценности.
Он покивал, переваривая мои слова.
— И я с самого начала связал вас с Алисией Арден. Не потому, что вы о ней говорили. Вам удалось обойтись без конкретных деталей. Но вы всегда называли ее Алисией, опуская фамилию. Я же был у вас мистером Лондоном. Баннистер — мистером Баннистером.
— Я этого даже не осознавал. Она всегда была для меня только Алисией. Это естественно. — Вольштейн встретился со мной взглядом. — Я мог бы предложить вам много денег. Но ключи у вас. Вы можете забрать драгоценности без моей помощи. И потом, подозреваю, вы не берете взяток.
Я заверил его, что так оно и есть. Он вздохнул.
— Что теперь, мистер Лондон? Ваши дальнейшие действия?
— Это зависит от вас.
— Позволите закурить, мистер Лондон?
Я позволил. И взял его на прицел, но он обошелся без лишних движений. Вытряс из пачки сигарету, взялся за один кончик губами, поднес ко второму зажигалку. Сигарета не взорвалась и не ослепила меня. Зажигалка оказалась настоящей, не переделанной в пистолет. Вольштейн глубоко затянулся. Я опустил «беретту».
— Если вы сдадите меня в полицию, у вас могут возникнуть осложнения. Полиция заинтересуется вашей ролью в этой истории. Вы нарушили пару-тройку законов. Перенесли тело с места преступления. По существу стали сообщником убийцы. Не сообщили полиции важную информацию — это тоже преступление. Не говоря уже о сердечном приступе мистера Баннистера.
— Сердечный приступ можно списать на самозащиту.
— Вам придется доказывать это полиции. Они могут классифицировать случившееся как убийство. Вас посадят в тюрьму.
Я пожал плечами.
— Не посадят, если я сдам им вас. Думаю, в этом случае они пойдут на уступки.
Он поджал губы.
— Вы — официально зарегистрированный частный детектив, не так ли? Они могут аннулировать вашу лицензию?
— Если захотят.
— Столько проблем. И они, возможно, даже не повесят меня. Могут, конечно, но я в этом сомневаюсь. Доказать, что я — убийца, будет нелегко, еще сложнее — преднамеренность. Я могу получить пожизненное заключение, но смертный приговор — вряд ли.