Моя же жизнь текла без изменений, и вся она была посвящена ему одному. Старалась я быть ему помощницей, следила за слугами и домом, и видела, что он доволен мной вполне.
Дела его шли очень хорошо, приумножая и без того безмерное богатство его, и более не случалось у него повода к проявлению неудовольствия.
Осенью зачастили дожди, прогулки становились всё короче, зато к нам стали наезжать близкие его — три сестры со своими мужьями — люди молодые и весьма приятные. Меня представил он им своею экономкою, и они приняли меня, не слишком интересуясь отношениями нашими, так как считали себя людьми просвещенными и предрассудкам неподвластными. Их общество нас очень развлекало, за играми, музицированием и маленькими танцевальными вечерами время пролетало незаметно.
Иной раз бывали к нам и певцы, певшие только для нас privé, и театральные труппы за немалую плату также приватно игравшие для избранной публики.
А там и зима! Ах, русская зима за городом — это восторг! По первому снегу выезжали мы на охоту с борзыми, а после, как глубокий снег установится, катались на санях, запряженных тройками с бубенцами и лентами под расписными дугами, и как же это было весело!
А затем Рождество, Крещенье, масленичные гулянья, и снова катание в санях и с гор, а там уж и весна недалеко, и снова хлопоты N по хозяйству, и снова заботы о новом урожае…
Так провели мы в имении чудных два года, и не было у меня повода в чем либо упрекнуть его по отношению ко мне, ибо был он все так же мил и неизменно внимателен, и я видела проявления его любви ко мне в тысячах мелочей.
Любил ли он меня, как меня или как свою прихоть, свою живую игрушку — Бог весть!
Но вот, в третий год житья нашего в именьи, как-то, сидя рядом со мной в милой нашей гостиной, сказал он мне:
— Что, душа моя, не скучно ли тебе здесь? Засиделись мы с тобой в деревне! Не поехать ли нам в Москву?
Я знала, что спроста и без решения своего не стал бы говорить он этих слов, и выказала, как могла, радость свою и готовность ехать тогда, когда только это будет ему угодно.
Могла ли я знать, ЧЕМ обернется для меня эта перемена жительства?!
Глава 6
Не француженка, а русская купчиха! Москва. Роковая дама
И вот оставляем мы милое наше имение и едем в Москву, в которую влекут N дела его! Первым же ударом для меня стало то, что там уж не стали мы жить вместе, как живали за городом, а принуждена я была жить на квартире, нанятой для меня в доходном доме Гудовича на Тверской. Сам же N стал жить в своем особняке на Страстном бульваре. Жаловаться мне как будто было не на что: новый дом мой был великолепен, и комнаты мои в первом этаже были роскошно меблированы. К тому же, предоставлены мне были в услужение две горничные и личный кучер с блестящим экипажем. Повар же служил на оба наших дома, и хоть и был очень молод, готовил весьма искусно.
Но виделись мы с другом моим теперь временами, и жить одной мне было тягостно. В часы свиданий говаривала я ему о том и упрекала в том, что он оставил меня, и мне тоскливо и одиноко по целым дням ожидать его. Тогда следующая мысль посетила его, и он решил сделать меня московскою купчихою, и выделил на сей предмет 60 тысяч рублей ассигнациями, дабы купила я винную лавку, где стали бы мы продавать вино, вырабатываемое на его винокуренном заводике. Я изобразила восторг, чтобы не разочаровывать его, и поначалу вела дела более или менее исправно, но, так как не рождена я была для торговли, то, мало помалу, дела мои стали приходить в негодность, и доходы стали сокращаться, и в конце концов, чтобы не разориться вовсе, перепродала я свое предприятие купцу Скоробогатову и отошла от дел. Сие очень разочаровало N, но не только это составляло предмет моего расстройства.
Приехав в город, N вернулся к свободному образу жизни человека молодого и холостого и стал много времени проводить в клубах за карточною игрой, играя успешно и часто оставаясь в крупном выигрыше. Так, однажды выиграл он в карты весьма доходное село у княгини Т-ской, о чем узнала я из его собственного рассказа. Не отказывал он себе и в прочих удовольствиях, стал посещать балы, и до меня доходили слухи, что в высших кругах он производит фурор, и известные семейства прочат за него своих дочерей как за жениха весьма завидного.
Надо ли говорить, что слухи эти разбивали мое сердце в мелкие осколки, и оно обливалось кровью, как у вас принято выражаться!
Сначала пеняла я ему на это нежно, но, видя раздражение его, стала приходить в раздражение и сама. Как! Он привез меня из далекой Франции, чтобы бросить здесь на произвол судьбы, будучи увлеченным девицами и дамами из благородных семейств, и забыв обо мне совершенно?! А как же клятвы, где обещания его, которые давал он мне, заливаясь слезами и клянясь в вечной верности своей? Разве я хоть чем-то нарушила наш союз? Разве был у него хоть один повод упрекнуть меня?