И он раскаивался, и просил прощения, и мы плакали оба, обещая больше никогда не нарушать нашего согласия. Но вскоре всё повторялось сызнова, и только имена его новых увлечений менялись. Я не могла смириться с его неверностью, но и поделать с этим я тоже ничего не могла. Уговаривала я себя закрыть глаза на его вольную жизнь и развлекать себя теми утешениями, которые давало мне весьма богатое содержание, которое он мне выделял, но тут произошло нечто, что превзошло все, что было до этого.
По Москве пошли разговоры, что между ним и графиней Сокольской завязался роман. Муж ее не стал препятствием к этому. Говорили о ней, как о женщине светской чрезвычайно, кто-то находил ее прекрасной, кто-то говаривал, что она хоть и некрасива, но пленяет своим умом и образованностью. А некто восторгался ее огненными волосами и маленькими руками и ножками, «поистине детскими».
Сердце мое горело ревностью! Предать мою верность, втоптать мои чувства в грязь и увлечься светскою львицею, возле которой вились сотни поклонников, коих меняла она как перчатки. Да что она такое, ради чего он совершенно забыл обо мне, забыл свои клятвы и обещания?! И я решила увидеть ее! Да, Мари, я знаю, вы скажете, что это безрассудство. Но чем оно безумнее всего того, что я натворила уже прежде этого?
И вот, в прошлый вторник, зная, что у графини званый ужин, и он будет там, я приказала кучеру своему везти меня прямиком к дому её. Доехав, я приказала кучеру ждать, и он ждал, греясь с другими кучерами у разведенных для того костров, а сама я, кутаясь в меховой салоп, стала на тротуаре напротив дома графини и смотрела в окна. Стояла я долго, и, видимо, о том доложили графине, потому что она выглянула в окно (я узнала ее по рыжим волосам ее). Взглянув мельком на меня, она улыбнулась и, отворив окно, поманила рукой кого-то из глубины зала. Он приблизился, и сердце мое чуть не разорвалось, ибо это был ОН. Графиня же привлекла его к себе и, обняв, поцеловала в губы у меня на глазах. Кровь бросилась мне в голову, я кинулась в свой экипаж и велела гнать домой.
Дома не находила я себе места, писала гневные письма и рвала их, писала письма, взывающие к его жалости, рвала и их, наконец, написала записку, чтобы приехал он ко мне, так как у меня до него срочный разговор. В ту ночь я не спала, в ожидании решительной встречи, но ни на утро, ни на следующий день он не приехал.
Вчера же я получила записку, что вечером, в восьмом часу он будет ко мне! И я ждала, приготавливая тысячи слов, но ждала напрасно… Что делать мне теперь, Мари?! И как мне жить? Я решилась сама быть у него сегодня вечером! Мари, если бы не рассказала я всего этого, не знаю, что стало бы со мной… Но, зная, что никогда больше мы не встретимся, чтобы не нарушать приличий, не нами заведенных, я рассказала Вам все это чистосердечно и тем облегчила состояние свое, до того очень плачевное. Теперь Вы знаете всё, и мне стало много легче! Имя его я не назову Вам, и Вы извините меня за это. Теперь же мне пора идти и я, кажется, спокойно смогу принять всё, что мне суждено. Прощайте, Мари!
И она поднялась, и, печально взглянув на меня и грустно улыбнувшись, покачала головой, заметив невольное первое движение мое остановить её, сделала кучеру знак платком, и блестящий экипаж подкатил к нам и увез от меня прекрасную свою пассажирку.
Глава 7
Господин Шалевский
С тяжелым сердцем возвращалась я домой после этой нежданной исповеди. Всё так же светило солнце, зажигая тысячи сияющих искр на сугробах, и весело хрустел снежок под ногами, и вокруг звенели громкие голоса детей, играющих в снежки, и звучал смех гуляющей публики, но тревога камнем лежала на моей душе…
Следующие дни провела я в ожидании. Чего именно я ждала, я не знала, но вся я обратилась в слух. По временам я сердилась на самое себя: да что, собственно, произошло, и почему судьба какой-то куртизанки так беспокоит меня?! И я не знала, что ответить себе, кроме того, что всякая тварь — Божья, и не должно нам думать о ком-то с пренебрежением, а надобно сокрушаться о грехах собственных.
Но день шел за днем, а ничего не происходило.
Мало помалу, за семейными делами я начала забывать об этих встречах на бульваре. И лишь изредка, в полусне или за чтением нового романа, вдруг вставало перед моим мысленным взором бледное лицо Жанет с ее воспаленным взглядом…