Число крупных баронов постоянно уменьшалось, тогда как количество мелкого дворянства и состоятельного крестьянства с увеличением народного богатства все росло. Состоятельные крестьяне очень стремились стать землевладельцами. Вассалы крупных баронов брали себе подвассалов с условием, чтобы те несли такие же повинности, какие на них самих налагали их лорды; бароны хотя и пользовались всеми доходами, за которые первоначально отдали в лен свои земли, но смотрели с завистью на переход в чужие руки повинностей новых подвассалов с доходов от опеки, наследства и другого — одним словом, всей прибавки к ценности земли, которая появляется вследствие ее дробления и лучшей обработки. Целью статута было затруднить этот процесс предписанием о том, что при всяком отчуждении подвассал должен впредь зависеть не от вассала, а прямо от сюзерена. Но вместо того чтобы затруднить передачу и дробление земли, статут только ускорил их. Прежде вассал стремился удержать за собой столько земли, чтобы можно было нести повинности сюзерену; теперь он получил возможность передавать новым владельцам и землю, и повинности с помощью приема, похожего на позднейшую продажу «арендного права». Как бы ни были мелки имения, создававшиеся таким образом, в массе они зависели непосредственно от короны, и с этого времени численность и значение класса мелких помещиков и вольных поселян постоянно возрастали.
Этому социальному перевороту, а также широкой политике Эдуарда I обязан своим происхождением парламент. Ни «Собрание мудрых» до завоевания, ни «Великий совет» баронов после него не имели никакого представительного характера. В теории Уитенагемот состоял из свободных землевладельцев; фактически он был собранием эрлов, вельмож и епископов, а также сановников и слуг королевского двора. Завоевание внесло мало перемен в состав этого собрания: в «Великий совет» нормандских королей должны были входить все прямые вассалы короны, епископы и главные аббаты, которые из независимых духовных сановников все чаще становились баронами, и высшие сановники двора.
Однако, несмотря на сохранение прежнего состава, характер собрания существенно изменился. Из свободного «Собрания мудрых» оно превратилось в «двор» королевских вассалов. Его функции стали, по-видимому, почти призрачными, а полномочия ограничивались разрешением без права обсуждения (или отказа) всех субсидий, требуемых от него королем. Однако его «совет и согласие» оставались необходимыми для юридической силы всякой крупной финансовой или политической меры, и само существование его являлось настоящим протестом против теорий самовластия, выдвинутых юристами Генриха II и провозглашавших волю государя единственным источником закона. На деле при Генрихе II эти собрания стали более регулярными, а их функции — более важными. Реформы, прославившие его царствование, были обнародованы в «Великом совете», и в нем допускалось даже обсуждение финансовых вопросов.
Его влияние на налогообложение было, однако, формально признано не ранее издания Великой хартии, установившей правило о том, что никакой налог сверх обычных феодальных повинностей не может быть назначен иначе как «общим собранием королевства». Великая хартия впервые определила и форму собрания. В теории, как известно, оно состояло из всех прямых вассалов короны; но те же самые причины, по которым участниками Уитенагемота остались одни вельможи, повлияли и на состав собрания баронов. Присутствие в нем было обременительно по требовавшимся для этого расходам для простых вассалов короны, рыцарей или «мелких баронов», а их численность и зависимость от вельмож делали такое собрание опасным для короны. Поэтому уже со времени Генриха I мы находим признание различия между «крупными баронами», из которых обычно состояло собрание, и «мелкими баронами», составлявшими массу вассалов короны. Но хотя присутствие последних и становилось редким, их право на участие в собрании оставалось нетронутым.